вышел. Что мешало согласиться, принять просьбу и взять деньги? Ничего. Оно, может, так и надо было поступить; отрядить человека, чтобы тот быстренько управился с целью и нагнал группу. Если не останавливаться всем, Вермут мог бы и на встречу не опоздать, и казну Синдиката немного наполнить, хоть и предлагал сталкер сущие копейки. Но, если отвлекаться на всякую мелочь, то можно и совсем без этого самого Синдиката остаться. Главок не узнает об отказе и сейчас мужчина самую малость порадовался, что контролировать его действия никто из руководства не может.

Радар был самой настоящей пустошью по сравнению с соседствующими с ним Складами. Практически ни души, только редкие посты одиноких бойцов «Монолита», продолжающих трепетно охранять то, что уже давно раскрыто всем в Зоне. Антенны не работали и только зловеще возвышались над дорогой, а часть из них грозилась в скором времени рухнуть, если верить наклону, с которым они выглядывали из-за верхушек деревьев. Либо – грозились стать местными Пизанскими башнями, застыв в противоестественной позе, и этим привлекая к себе зевак. Вряд ли, конечно, кто-нибудь станет с ними делать фото, но на что только не горазды люди? Одно время он знал сталкеров, которые многое из своей местной повседневности запечатляли на камеру, желая оставить снимки на память, чтобы вспоминать по возвращению на Большую землю. Может быть, кому-то это даже удалось, кто знает.

Свинцовые тучи собирались уже долгое время и сейчас сгустились над головами, захватывая весь небосвод. Где-то отозвался гром, прокатившись внутри небесной темной гущи, словно выстрел, а через какое-то время, следом за ним, пришёл холодный сильный ветер, и Радар наполнился звуками скрипящих и шелестящих полулысыми ветвями деревьев. Погода портилась, портилось и настроение разводящего, до сих пор уверенного, что всё пройдет гладко, как по маслу. Внутрь закрадывалась тревога, но Вермут списывал её на приближающуюся бурю: он, как и многие другие, не любил в такую погоду делать длительные вылазки. Одно дело – дождь, а тут – всё в комплексе, да и утренние задержки не давали о себе забыть. Слишком много совпадений, работавших на простой, и мужчине это ой как не нравилось.

Дождь всё не начинался, виски начинало сдавливать противной тупой болью, но думать о ней было уже некогда. Таблетку бы, но вот она, Припять, на расстоянии вытянутой руки, зовет и не хочет, чтобы ты останавливался, тем более из-за каких-то пустяков, вроде головной боли от погоды.

Маленькие деревянные домишки постепенно сменялись кирпичными, затем – начали расти этажи и, когда группа уже вплотную подошла к гаражному массиву, хлынул ливневый дождь, замачивая покосившуюся от времени таблицу с указанием города. Потертая черная на белом надпись «Припять» заметно изветшала, Вермут помнил её лучшие годы, когда сам впервые переступил порог города-призрака. К настоящему времени, он обошел её вдоль и поперек, но именно эта табличка до сих пор вызывала у него теплые чувства. Словно после долгого времени, находишь где-нибудь на шкафу потерянную в детстве игрушку и радуешься этому, хотя она и не нужна тебе уже вовсе, но воспоминания, связанные с ней, греют душу едва ли не лучше любого обогревателя. Мужчина проронил в разрезе балаклавы мимолетную улыбку и скрылся среди гаражей.

Он шел впереди, как ведущий; практически всегда так делал, считая непозволительным на своей должности плестись где-то в хвосте и наблюдать, не напоролся ли кто из его людей на аномалию, или не схватил случайную бешеную пулю. Сам один раз так поймал свинцовый плевок, но кто их тут не ловил? А после первого раза быть подстреленным уже не так страшно.

В начале вся центральная улица была изрыта глубокими канавами, в которых примостились ошметки от некогда хорошего асфальта, поваленные деревья и строительный мусор, который стаскивали сюда, видимо, когда рыли канавы. Кому вообще и зачем требовалось так уродовать наземный настил? Если только в надежде перекрыть таким образом въезд в сам город с этой стороны; говорили, что после первого взрыва ещё долго в Припять заявлялись любители острых ощущений, с целью и просто побродить по местам, и утащить что-нибудь эдакое, что хозяева при отъезде оставили. Только те «стакеры» не учитывали, что всё интересное растащили ещё до них.

С камня на камень, как кузнечики, наёмники пробирались через многочисленные ямы, перелезая через поваленные деревья, торчащие во все стороны сухими острыми ветвями. Вермут отправил одного в ближайшее здание, чтобы тот занял наблюдательский пост и контролировал ход встречи до момента отбытия на базу местной бригады. Мужчина предполагал, что здесь уже могут быть люди Дантеса, да и не они были предположительной угрозой, а возможные разгуливающие «монолитовцы», или мутанты, которых в городе всегда было с избытком.

Он остановился неподалеку от последней канавы и отрапортовал местному разводящему о своём прибытии. Что сказать Вермут придумал ещё в дороге: как объяснить произошедшее, объяснить свои сомнения и подкрепить их фактами; подобрать слова так, чтобы этот крайне эксцентричный человек не смог отказаться. В глубине души разводящий надеялся, что дело можно считать на половину удачным, раз Дантес хотя бы согласился на встречу. Ответ пришел быстро и осталось только дождаться принимающую сторону, а ведь Вермут считал, что раз есть договоренность о времени, то их будут ждать уже по приходу. Оказывается, нет.

Дождь хлестал с такой силой, словно оказался на воле после долгого сдерживания; ветер метал быстрые капли из стороны в сторону, подвывая звучащим вдалеке громовым раскатом. Тряпичная балаклава промокла и благо за шиворот ничего не текло, и внутри костюма было всё так же тепло и сухо; Вермут спрятал голову в капюшон, чтобы не замочиться совсем, и начинал медленно злиться. На другом конце города у них база, что ли? Нет, он привык работать в разных условиях и подбешивал совсем не дождь, а опоздание собеседников, из-за которого и приходилось, собственно, терпеть непогоду.

Мужчина подумал, что можно на время укрыться в одном из домов, и стал оглядываться по сторонам, ища спуски в подвалы или возможные подъездные двери, выходящие на дорогу. В отдалении Вермут услышал приглушенный, из-за капюшона, хлопок, но не сразу понял, откуда тот произошел. Хлопок, следом - такой же приглушенный удар и тихий металлический лязг. Разводящий сбросил с головы капюшон, и настороженно замер за ближайшим деревом, сжимая в руках автомат. Хлопок от выстрела он ни с чем бы не спутал, но лупящий вокруг дождь мешал понять, откуда точно тот производился и что означал прозвучавший следом лязг.

Группа была уже настороже вместе со своим командиром, в наружном кармане короткой вибрацией