Чай-Понг вращалась по орбите вокруг каменистой планеты в системе Караломы. И платформа, и планета, и система были давно забыты.

«Пройдет время, – сказала Уайт, – и так будет со всеми нами».

Комната, служившая Алексу для отдыха и для работы, располагалась в задней части дома. Стены ее были увешаны фотографиями пассажиров «Поляриса», выбранными так, чтобы подчеркнуть вклад этих людей в дело гуманизма. Уоррен Мендоса осматривает ряды раненых в хирургической палатке на Камаре, во время одной из нескончаемых партизанских войн. Чек Боланд помогает раздавать кофе и бутерброды в бедном районе какого-то города на Земле. Гарт Уркварт высаживается с гуманитарной помощью в страдающей от голода южнохитайской деревне. Нэнси Уайт помогала спасателям в Бакуле, тоже южнохитайском, опустошенном наводнением и эпидемиями. Мартин Класснер, еще не старый, сидит за барабанами, выступая за группу «Дифференциалы» (несколько ученых, не обделенных музыкальным талантом) на мероприятии по сбору средств для выживших в гражданской войне на Домино. И конечно, знаменитая фотография Тома Даннингера, где тот созерцает закат над кладбищем в Западном Чибонге.

У меня был выходной, но я пришла на работу, желая кое-что сделать. Алекс, увидев, что я смотрю на стены, оторвался от своих занятий.

– Между ними есть нечто общее, не замечаешь? – спросил он.

– Ты имеешь в виду, что все они были гуманистами?

– Все они по-настоящему верили в то, что делали.

– Что ж, можно сказать и так. Удивительно, но люди, готовые на жертвы, всегда по-настоящему верят в то, что делают.

– Возможно, – кивнул Алекс. – Но порой следует быть прагматиком.

Я спросила, что он имеет в виду, но он лишь пожал плечами.

– Кстати, у меня для тебя есть сюрприз.

После всего, что нам пришлось пережить, я подумала, что он хочет выписать мне премию, или повысить жалованье, или дать надбавку за опасную работу. Для меня стало легким разочарованием, когда он протянул мне шлем.

– Джейкоб, – сказал он, – покажи ей.

Я оказалась в большом банкетном зале, перед столом, стоявшим на сцене. На стене висел логотип отеля «Аль Бакур».

– Никогда о таком не слышала, – сказала я Алексу.

– Его снесли. Сорок лет назад.

В зале присутствовало около трехсот человек. Слышался шум разговоров, звон посуды и бокалов. В воздухе витали запахи лимона и вишни.

Прозвенел колокольчик. Сидевшая в центре стола коренастая женщина средних лет встала, дожидаясь, когда утихнет шум в зале. Приветствовав собравшихся, она сказала, что рада всех видеть, и попросила секретаря зачитать протокол предыдущего собрания.

Алекс наклонился ко мне.

– Это можно не смотреть, – сказал он. Картинка ускорилась и размылась. Он несколько раз останавливал ее, качая головой, пока наконец не нашел нужное место.

«…Представить вам, – говорила коренастая женщина, – профессора Уоррена Мендосу».

– Тысяча триста пятьдесят пятый год, – сказал Алекс, пока грохотали аплодисменты.

«Спасибо, леди и джентльмены. – Относительно молодой и стройный Мендоса встал и занял место за кафедрой. До полета „Поляриса“ оставалось еще десять лет. – Рад, что я сегодня с вами. Хотел бы поблагодарить доктора Хэлверсон за приглашение и всех вас – за теплый прием. Буду краток: хочу, чтобы все вы были уверены в моей полной поддержке. В наши дни нет ничего важнее усилий, направленных на стабилизацию численности населения».

– Это общество Белых Часов, – тихо сказал Алекс.

Белых, словно кость, подумала я. Они все тикают и отсчитывают время, оставшееся до того часа, когда население Окраины исчерпает свои ресурсы настолько, что начнется массовое вымирание. На стене позади Мендосы висел их девиз: «Сделаем это сами, иначе природа сделает это за нас».

«Если нам не удастся убедить людей в существовании проблемы, – говорил Мендоса, – мы никогда не сможем найти ее решение. Несмотря на все наши технологии, на Земле до сих пор голодают дети, на Корделете страдают от эпидемий взрослые, на Морсби продолжается экономическая разруха. Члены Конфедерации за последнее десятилетие пережили десятки восстаний и восемь полномасштабных гражданских войн. Все эти конфликты явным или неявным образом имеют своей причиной нехватку ресурсов. Повсюду наблюдаются стандартные экономические циклы: все становятся беднее, многие впадают в нищету. Так быть не должно».

– Я правильно расслышала? Тот самый, который пытался увеличить продолжительность жизни?

– Нет, – сказал Алекс. – Ты путаешь с Даннингером.

– Но Мендоса ведь ему помогал. – Я посмотрела на Алекса.

– По-твоему, это удивительно?

Мендоса говорил двадцать пять минут, не пользуясь заметками, страстно и убежденно. Когда он закончил, ему стоя устроили овацию. Я никогда всерьез не беспокоилась насчет перенаселения, но тут вдруг захотела разделить всеобщую радость. Он действительно был хорошим оратором.

Алекс отключил программу и взял со стола папку:

– Есть еще кое-что интересное. Я изучил некоторые подробности карьеры Тальяферро.

– И что ты нашел?

Он открыл папку:

– В тысяча триста шестьдесят шестом, через год после «Поляриса», он разработал и активно продвигал проект «Солнечный свет».

– Что это?

– Возможность ускоренного получения образования для некоторых выпускников. Тальяферро стоял у истоков проекта, который впоследствии был отобран у разведки и получил прямое финансирование от правительства.

– Почему это настолько существенно?

– Так возник Мортон-колледж.

В тот же день, когда у меня нашлось немного свободного времени, я попросила Джейкоба снова воспроизвести записи из материалов конференции. Алекс утверждал, что «Полярис» полностью меня поглотил, – и не без оснований.

Я просмотрела запись, подумав, что если там был Беллингэм – Кирнан, то могла быть и Тери Барбер. На этот раз приходилось просматривать все подряд, а не только те мероприятия, где присутствовала я сама. Барбер выделялась на фоне других: ее легко было заметить. Но Барбер там не оказалось.

Затем ко мне присоединился Алекс, и мы провели за просмотром остаток дня. Его интересовала сама конференция, и мы прослушали фрагменты нескольких презентаций.

Я вспоминала свои впечатления об участниках – людях, пытавшихся убежать от жизненной рутины, добавить в свое существование немного романтики, прикоснуться к менее предсказуемому миру. Я увидела человека, считавшего, будто все с «Поляриса» живы, здоровы и прячутся где-то в лесах. И женщину, заявлявшую, что она видела у Белого бассейна Чека Боланда.

И аватар Джесса Тальяферро.

Я наблюдала его на конференции, а потом сама с ним разговаривала. Но тут я остановила картинку и снова на нее взглянула: преждевременно седеющие темно-рыжие волосы, неуклюжее тело мужчины средних лет, слегка одутловатое лицо.