Доктор Бендатов погладил его по голове.

— Как Ятто тебя наказал? — Джено не терпелось все выведать.

— Он превратил меня в сокола, создав проекцию, точную копию меня. — Рене заплакал.

Крикен опустилась на колени рядом с белокурым мальчиком.

— Теперь я суммус сапиенс, и тебе нечего бояться. Прости меня, если можешь. Да, это я похитила тебя, Коринну и Пьера. Но я была убеждена, что клонафорт… — Мадам не закончила фразу. Рене забил крыльями, и перья полетели вверх.

— Я знаю, что вы действовали во благо Аркса и магипсии. За эти годы я многое понял. И хоть вы отошли от Ятто, я не был уверен, можно ли вам доверять, — искренне сказал он.

— Понимаю. И не осуждаю тебя, — ответила мадам удрученно.

— Я рад, что вы получили эту должность. Вы ее достойны. — Рене пошевелил руками, попробовал согнуть ноги и наконец сел, сложив на спине крылья.

Он казался ангелом, упавшим с небес. Рене прикрыл себя туникой, чтобы спрятать наготу, и впервые улыбнулся.

— Надо проделать в этой тунике прорези, иначе крылья не пройдут, — сказал он, глядя на Доротею.

— Ты красивее всех, — сказала псиофа.

— Где же ты раздобыл этот кусок руны? И для чего она служит? Для создания клонафорта? Или для чего-то еще? — поинтересовался Джено.

— Мама отдала мне этот осколок камня, когда я был еще соколом. Не знаю, для чего он служит, но с детства помню, как ревностно они его охраняли. — У Рене пересохло в горле, и доктор Бендатов дал ему немного раскрепостиффио.

— Необходимо выяснить правду и об этой руне, — сказала мадам, желавшая как можно скорее найти решение загадки. — У нас есть пергаменты с формулой, и мы знаем, где взять растения из гербария.

— Будучи соколом, я все выяснил, — сказал Рене. Силы начинали возвращаться к нему, хотя трансформация не закончилась, и ступни еще не сформировались.

— Я ходил в Домус Эрметика и говорил с оскурабом, — с гордостью сообщил ему Джено.

— Фантастика! Да ты просто уникум! — похвалил его Рене.

— Но пора освободить наших родителей. — Джено не терпелось поскорее начать действовать.

— Я потерял перстень, — признался Рене. — Должно быть, он упал в канал. Только с его помощью открывается белая дверь, чтобы подняться в золотой купол. — Он хорошо знал, как попасть в тюрьму, где томились Пьер и Коринна.

— Ага, перстень сокола! Тогда необходимо его найти. — Антей повернулся к Стасу: — Мы можем использовать субкандов и отправиться на них под воду.

— Сейчас это невозможно, — сказал доктор. — Канал обледенел. Мы сделаем это, как только потеплеет. — Бендатов был прав, и мадам Крикен согласилась с ним: — Надеюсь, что за это время фон Цантар не причинит зла вашим родителям.

— А если он их убьет? — горестно спросил Рене, глядя на еще неоформившиеся ноги.

— Нет, они ему нужны для создания клонафорта. И все же при первой возможности мы начнем действовать. Я обещаю, — сказала мадам, вставая и направляясь к выходу.

— Рене, будь спокоен и отдыхай! — сказала Доротея и поцеловала его на прощание в уже порозовевшие губы.

— Скоро увидимся, брат. — Джено погладил Рене по золотым крыльям.

Все ушли, оставив светловолосого мальчика в служебкабио. Он лежал, свернувшись калачиком, глядя на люстру в форме солнца, пока не заснул.

Когда мадам Крикен сообщила Дафне, Эулалии, Набиру Камбилю, Суоми и Красному Волку, что Рене уже ничто не угрожает, их радости не было предела.

Зато ситуация в мегасофии оставляла желать лучшего. Мятежные псиофы, возглавляемые Табором Гаагом, конечно же не утихомирились.

Мадам Крикен вдруг ощутила на своих плечах весь груз правления Арксом Ментисом. И хотя пребывание на посту суммуса сапиенса наполняло ее гордостью — ведь именно этого она хотела, — она прекрасно понимала, что найти решение для восстановления равновесия будет непросто. Ей придется в одиночку противостоять восставшим псиофам и преодолеть энергетический барьер, который они создали. Это ее долг. Правила следовало уважать, и только она могла изменить кодексы и обновить Программу месяца.

Из-за отсутствия Ятто, Баттерфляй и Пило многие предметы были отменены, к тому же Ранья Мохатдина все еще была объята безумием, и заниматься метафизической кухней было некому.

«Я превосходно смогу преподавать такие дисциплины, как материализация и биосмия. И потом, как суммус, я впредь не должна возиться с метафизическими кушаньями и напитками, — рассуждала старая француженка, которая к тому же боялась утратить контроль над антеями, врагами Джено. — Аркс непременно должен работать, даже при отсутствии четырех сапиенсов».

Она молча поднялась на четвертый этаж, прошла маленький разводной мостик, где последствия восстания были очевидны. Жаровня была перевернута, и только несколько факелов, прикрепленных к стенам, освещали комнату видений. Волшебная мозаика снова изменилась. Изображение сокола на ней исчезло, а на переднем плане появился портрет Рене. Лицо Раньи Мохатдины было стерто — знак ее безумия. Однако фигуры фон Цантара, мисс О'Коннор и Пило были неизменны. Это означало, что они сохранили силу и прекрасно себя чувствуют. К тому же изображение Ятто осталось на прежнем месте, именно там, где подобает быть суммусу сапиенсу.

Мадам глубоко вздохнула. Ее назначение произошло слишком поспешно, к тому же не было легальным, поэтому мозаика Аркса и не приняла это в расчет. Мадам знала об этом, да и оскураб подтвердил, что она займет профессорское кресло незаконно. Вот почему ее портрет находился на своем обычном месте.

Да, мадам Марго Крикен хоть и стала новым суммусом Аркса Ментиса, но должна была ждать капитуляции Ятто, чтобы быть провозглашенной законно.

Закрывшись в комнате, пропахшей ладаном и дымом сигахром, француженка сконцентрировалась. Она оглядела белую дверь, которую нельзя было открыть без золотого перстня с красной эмалью. Изможденная, она тяжело опустилась на шелковые подушки. Мадам никак не могла решить, какую же магопсихическую технику применить, чтобы поддержать гармонию, и как противостоять Габору Гаагу.

Ночью, пока Джено и Рене спали в уффиосерво, случилось нечто непредвиденное. Ворота мегасофии, заблокированные энергетическим барьером, распахнулись, сведя на нет действие магии. Оттуда в спешке вышли восемнадцать псиофов.

Дафна, которая сладко посапывала в аудитории возвышенной пищи, ничего не заметила, как, впрочем, и шаманы, волшебники и алхимики, впавшие в аудитории забвения в коллективную медитацию под руководством Набира Камбиля. Никто из них не мог видеть, что там происходило в это время.

— В вас нет мужества. Вы трусы! Вы еще раскаетесь. — Человек, который бросал эти обвинения, был не кто иной, как Габор Гааг. Он сидел в кресле мегасофии и жестко излагал свою стратегию.

Восемнадцать псиофов не разделяли его безумной идеи оккупировать Аркс Ментис и убить Крикен и ее друзей, чтобы вернуть фон Цантару власть, принадлежавшую ему по праву. Они с легкостью опровергли доводы Габора и удалились под проклятия оставшихся пятнадцати человек.