— Надо бы зайти поздороваться с твоей матерью, — информирует он на ходу, направляясь к дому в темпе, которому бы позавидовала и молодежь.

Красные псы как один лают; Систер — на руках у Гвен, которая еле поспевает за Судьей, — хрипло огрызается в ответ.

— Наверное, это не очень хорошая идея, — пытается остановить его девушка.

— Почему?

Билл Джастис останавливается и внимательно на нее смотрит.

Этого Гвен ему сказать не может. Не может высказать свой затаенный страх: его приход наверняка адски взбесит Холлиса, и все они в итоге дорого поплатятся за это.

— Поверьте, нет никаких причин для беспокойства.

— А кто тут говорит о беспокойстве? — удивляется Судья, поднимаясь на веранду и стуча в дверь.

Он прекрасно чувствует: Гвен отчаянно этого не хочет. Бессчетное количество раз наблюдал он подобное в суде, постоянно слыша фразу «поверьте, нет причин для беспокойства» — из уст жертвы, особенно в семейных столкновениях. Поначалу, сев в судейское кресло, он еще не понимал условного кода, способа, которым реальный факт донельзя искажен и при этом умудряется предстать правдивым. «Он не серьезно, он этого не хотел… я не хотел… мы не хотели…» — но тем не менее именно это, серьезней некуда, и произошло. После десятков проведенных в зале суда лет Билл Джастис обзавелся безошибочным детектором лжи — в своем мозгу. Забавно: при этом он все еще способен, придя домой, лгать своей жене, убеждая себя, что это для ее же собственного блага.

Дверь открыл Холлис. И резко остановился, увидев на пороге Судью.

— Чему обязаны такой честью? — Его тон любезен, вопреки тому, что творится у него внутри. — Вряд ли вы приехали предложить нам герлскаутское печенье.[31]

— Конечно нет. Я просто подкинул Гвен домой.

Девушка проскальзывает в дом, словно пытаясь стать невидимой. Холлис дает ей пройти, но для Джастиса дверь шире не открывает. Будь это кто другой, он просто хлопнул бы дверью перед носом. Но перед ним Судья, и остается лишь криво улыбаться.

— Ох уж эти подростки, — Говорит Холлис.

Он мучительно пытается определить по выражению яйца Судьи, рассказала ли ему Гвен об их стычке на кухне, — и не может (Билл Джастис, в конце концов, недурной игрок в покер, а уж эта игра учит скрывать, известно ли тебе что-либо или нет).

— Нельзя ли мне поздороваться с Марч?

— Нельзя, она уже спит, — имеет наглость произнести Холлис, хотя нет еще и семи вечера.

Эта ложь, возможно, сработала бы, не услышь Марч дружного лая псов. Она выглянула в окно и увидела во дворе хорошо знакомый ей седан. Натягивая на ходу свитер, Марч сбегает, босоногая, вниз.

— Как мило, что вы к нам заглянули!

Здесь никогда не бывает гостей, и, хоть Марч говорит себе, что и без них неплохо, она страшно рада видеть Джастиса.

— А я хотела звонить Луизе, поблагодарить за тот чудесный вечер.

Ее волосы распущены, и хорошо видно, как целые пряди побелели. А эта худоба? Неужели со Дня благодарения можно так сильно сбавить в весе?

— Я просто довез Гвен из города домой, — поясняет он свое появление.

— Она что, ходила в город? — спрашивает Марч у Холлиса. — А я и не знала.

Теперь Судья понимает наконец, что здесь не так. Марч — как сомнамбула. «Проснись, — так и хочется крикнуть ей, — открой глаза!»

— Выходит, что ходила, — безучастно комментирует Холлис.

— Что ж вы стоите на пороге? Входите, входите, — Марч по-прежнему очаровательна, когда улыбается. — Чай, кофе?

Проходя в гостиную, Билл Джастис краем глаза видит кухню: тусклый свет и голо, будто здесь никто и не живет.

— С таким прекрасным кулинаром, как миссис Джастис, Судье определенно не захочется нашего чая. Не так ли, ваша честь?

Холлис в упор смотрит на Судью, и если тот не ошибается (а это редко с ним бывает в таких вопросах), то это явная попытка устрашения под маской внешнего приличия. Он уже наблюдал такое прежде, на предварительных слушаниях и на самих процессах, и абсолютно точно знает, что говорит взгляд подобной категории людей. Не вздумай совать нос в мои дела, иначе худо будет.

— Луиза всегда очень рада тебя видеть, — обращается он к Марч. — Как насчет этой пятницы?

Марч смотрит на Холлиса.

— Не получится, — отвечает за нее тот. — Пятница не подходит.

Марч обвивает рукой Холлиса за талию.

— Да, к сожалению, у нас другие планы. Все равно передайте Луизе огромное спасибо за приглашение.

— Ладно, — кивает Судья, — будем на связи. Что-нибудь да придумаем.

Холлис стоит в дверях, пока Джастис садится в машину, заводит ее и выезжает на аллею. Лишь когда седан свернул на трассу, он закрывает дверь и идет к маленькой голубой комнатке, где Гвен прислушивалась к каждому слову, что доносилось сквозь тонкие стены.

— Что-то случилось? — еле поспевает за ним Марч, но он ей даже не отвечает.

Не обязательно ей вникать во все детали; он сам, в конце концов, в состоянии вразумить эту девчонку.

Холлис встал в дверном проеме. Гвен на своей кровати, обернута в простыню, хоть это и никудышная защита. Она чувствует, как все в ней сжалось, будто ее сейчас ударят.

— Если ты хоть раз еще приведешь сюда Судью — серьезно пожалеешь.

— Подожди, что происходит? — спрашивает в замешательство Марч.

— Не вмешивайся, дай мне уладить это дело, — обрывает ее Холлис. — Ты поняла, что я сказал? — оборачивается он к Гвен.

Та молча кивает, следуя своему решению не перечить; готовая согласиться с любым требованием, которое взбредет ему на ум; радуясь, что из-за простыни он не видит, как ее бьет дикая дрожь, и благодарная, что рядом мать, присутствие которой означает хоть какую-никакую защиту.

— Я не хочу видеть ни Судью, ни кого-либо еще в пределах своей собственности, — информирует он Марч. — И сей молодой особе надо это как следует запомнить.

Это выражение его лица Марч слишком хорошо известно. На него нашло, он не уступит. Он видит только двери, что были перед ним всегда закрыты, — а не то, что сейчас он с ходу может войти в любую из них.

— Хорошо, хорошо, — мягко произносит Марч. — Билл Джастис здесь больше не появится.

Она считает про себя до десяти, и к последней цифре Холлис разворачивается и выходит во двор. Хлопнула сетчатая дверь, раздалось эхо — то прихваченная морозом рама бьет о столь же холодное дерево проема. В этот тихий вечер декабря слышны на морозном грунте его удаляющиеся шаги, клацанье печатной машинки сверху (Хэнк работает над выпускной работой, посвященной Аарону Дженкинсу) да слабое поскуливание Систер, спрятавшейся от страха под кровать. Марч, подойдя к окну, видит Холлиса. Тот стоит и смотрит вверх, на звезды.