Посредине комнаты стоял круглый деревянный стол, вокруг него — несколько массивных стульев. Стулья выстроились и вдоль одной из стен. Но для нынешней встречи было достаточно трех. В «переговорах» участвовали Романова, только что приехавший — Турецкий и Синьков. Борис ежеминутно поправлял пятерней спадавшие на лоб волосы. Его высоко поднятые брови придавали лицу испуганное выражение. Он напоминал не выучившего урок школьника, который с большой долей вероятности ожидает вызова к доске.

— В Перми показания дали Ледовских и проводник Куницын, — сказал ему Александр Борисович. — В своих признаниях оба были весьма откровенны. Поэтому мы вышли на вас и, стало быть, знаем, что происходило до того времени, когда вам были вручены деньги — тысяча пятьсот долларов.

— Тысяча четыреста, — поправил Борис осипшим от волнения голосом.

— Странно. Ледовских утверждал, что через Силуянову передал Дергачеву полторы тысячи. В данном случае какой смысл ему обманывать? К тому же непонятно, откуда появиться такой странной цифре — тысяча четыреста. Что это за тариф? Обычно подобные суммы кратны пятистам. Значит, сто долларов прилипли к рукам Силуяновой, Дергачева или Куницына. Насколько я разбираюсь в психологии, молодая женщина вряд ли способна совершить столь дурацкий поступок.

Галина едва заметно улыбнулась Турецкому, словно благодаря его от имени всех молодых женщин за высокую оценку их интеллектуальных и моральных качеств.

— Куницын это вряд ли сделает, — пробубнил Борис. — А вот за Дергачем не заржавеет. Разве можно доверять ему деньги!

— Кстати, вам известно, что он сейчас находится в больнице?

— Первый раз слышу.

Турецкий рассказал ему, при каких обстоятельствах дергачевскую коляску опрокинул цементовоз.

— Тогда точно он, — уверенно произнес Синь-ков. — Заныкал «бенджаминку», а на другой стороне улицы, к примеру, есть пункт обмена. Вот он туда и намылился.

Борис пустился в пространные рассуждения, связанные с воровскими замашками Дергача. Он обозлился на него за деньги, украденные, по сути дела, у его шефа. Кроме того, ему хотелось подольше поговорить на эту тему, чтобы не переходить к другой, которая, чувствовал, будет неприятной. Однако тут от него мало что зависело. Александр Борисович решительно прервал синьковские словоизлияния, спросив:

— Для чего Ледовских передал вам деньги?

— Человека одного проучить велено, — со вздохом ответил Борис и, видя, что следователи ждут от него более развернутого ответа, продолжил: — Когда-то Ледовских организовал студию звукозаписи, купил дорогое оборудование. А этот человек его студию разгромил. Еще раньше этот же человек с какими-то дружками так избил Дергача, что тот стал инвалидом.

— Что за человек?

— Зовут его Андрей Серебров. Я про него почти ничего не знаю.

Галина спросила:

— А Ледовских вы хорошо знаете?

— Нет, только слышал о нем.

— Но с Дергачевым, надо полагать, знакомы давно?

— Лет с восемнадцати.

— То есть почти десять лет. Как вы считаете, этот Серебров случайно избил его или имелись какие-либо причины?

Мысли Синькова забились в голове, словно птицы в клетке. Если скажет, что случайно, а потом менты поймают Сереброва и выяснится, что это была месть за грабеж и избиение, да вдобавок к тому он при этом присутствовал, его тоже по головке не погладят. Во всяком случае, Дергач его выгораживать не станет, он готов всех утопить. Тогда зачем ему выгораживать Серегу?! Инвалиду вряд ли светит какое-то наказание, он уже и без него сильно пострадал. Лучше уж сказать правду.

— Сначала Дергач избил этого Сереброва, а уж потом тот его.

— При каких обстоятельствах избил, когда?

— Это было в январе девяносто девятого. Столкнулись они на пустыре. Серебров раньше учился на певца, а после той драки у него пропал голос.

— Пропал голос… — задумчиво, словно эхо, повторил Турецкий. — У певца пропал голос. Это же вся жизнь под откос пошла. Наверное, студию Ледовских он разгромил тоже не случайно.

— Александр Борисович, Ледовских говорил оперативникам, будто бы Серебров обиделся на него за то, что он не хотел записывать его сингл в новый альбом, — напомнила Галина.

— Мало ли что Ледовских скажет. Тот уже и сам бы не захотел записываться. Ну, это мы потом выясним. — Александр Борисович опять повернулся к Синькову: — Значит, вы получили деньги, чтобы расправиться с Серебровым. И что дальше?

— Ничего. — Борис растерянно заморгал. — Я его еще не нашел.

— А полученные деньги кому дали?

Вот начальника своего он ментам не выдаст. Захар Захарович такой ловкач, что из любого положения все равно выкрутится, а ему несдобровать. Придется бежать из Москвы, да и то вряд ли поможет — достанут. А что будет, если скажет, будто эти деньги еще у него? Если вдруг попросят показать? Дома у него примерно такая сумма найдется, правда, в рублях. Мог обменять, часть мог потратить или кому-то одолжить. Не обязан же он держать доллары нетронутыми. Тем более что, по идее, они предназначаются ему.

— Зачем отдавать? Они лежат у меня.

— То есть вы хотите сказать, что вы сами разыщете Сереброва и сами совершите, так сказать, акт возмездия?

— Конечно.

Турецкий перешел на официальный тон:

— Борис Игнатьевич, это очень сомнительное утверждение. Обычно подобные дела в одиночку не делаются. Как можно обрйтись без помощников? Я понимаю, человека вы, к примеру, найдете. Но что дальше? Может, этот Серебров в десять раз сильнее вас и элементарно расправится с вами одним пальцем.

— Ну, может, тогда к кому-нибудь обращусь за помощью.

— Пока же не обратились?

— Пока нет.

— Значит, и не обратитесь, — сказал Турецкий. — Потому что, простите, отныне вы будете находиться под нашим наблюдением. Сразу должен предупредить, мы будем отрабатывать все ваши контакты, следить за передвижением, слушать телефонные разговоры. То есть делать все то, чем милиция занимается в подобных случаях.

Когда следователи с облегчением покинули душное помещение «Холод лимитед», Романова спросила в машине:

— Александр Борисович, зачем вы так напугали Синькова? Я думала, лучше без предупреждения послушать его телефонные разговоры.

— Чтобы это организовать, нужно время. Мы сейчас уехали, он тут же мог броситься к телефону. А так поостережется. Ему же никто звонить не будет, он тут мелкая сошка. Даже если позвонят, испугается что-либо говорить. Серебровские преследователи теперь полностью сконцентрированы на Козельской.

— Его можно было поймать на обмане, спросив, знает ли он номер мобильника Козельской. Раз нет сообщников, значит, он ей звонил.

— Да я уж не стал огород городить. Все, что он говорил, это детский лепет на лужайке. Безусловно, сообщники есть. Только от Синькова сейчас помощи как от козла молока. Главное — чтобы не помешал. Но я тебе не сказал главную сенсацию — вчера вечером так называемый Артур звонил Янине.