На его высокой фигуре темно-синие бархатные брюки и черный пиджак. В его большой руке миска из пенопласта с курицей по-ямайски, пока он ищет место, где можно посидеть и насладиться ужином.

Парень осматривает окрестности, и, словно привлеченный моими мыслями, его взгляд останавливается на мне. Выражение его лица становится менее напряженным, а губы приоткрываются, как будто парень не может поверить собственным глазам в то, что видит.

Улыбаюсь — это маленькая, нервная улыбка, — и мой желудок переворачивается сам по себе. Я слегка машу рукой. Он наклоняется вперед, как будто кто-то толкнул его сзади, и направляется ко мне.

— Не мог остаться в стороне, да? — Я киваю в сторону фургона с едой, когда он приближается.

Кингстон останавливается в футе от скамейки, и с того места, где я сижу, он кажется ростом в десять футов.

— Габриэлла?

Он все еще не верит, что это я?

— Да, — подтверждаю я и нервно ерзаю на своем месте. — О, мои волосы. — Тереблю кончики короткой стрижки. — Я срезала их.

Три недели назад я решила, что пришло время перестать прятаться и использовать свои волосы в качестве щита, поэтому подстригла их до подбородка. Нельзя ожидать, что люди примут меня такой, какая я есть, если я сама не научусь любить себя такой, какая я есть. Я стараюсь. Шрамы и все такое.

Кингстон сглатывает, и взгляд его карих глаз блуждает по моему лицу.

— Выглядишь потрясающе.

Мои щеки пылают.

— Спасибо. Что ты здесь делаешь?

Он моргает, как будто мой вопрос вернул его в настоящее.

— У меня была встреча с новым клиентом.

— С клиентом?

Он указывает на скамейку, на которой я сижу.

— Можно мне?

Я двигаюсь в дальний конец, опасаясь того, что могу почувствовать, если парень заденет меня.

— Конечно.

Он устраивается на противоположном конце скамейки и наклоняется вперед, как будто тоже боится прикоснуться ко мне.

— Я открыл свой собственный бизнес по дизайну интерьеров. — Гордость в выражении его лица неоспорима.

— Это потрясающе. Поздравляю.

— Это… — Он выдыхает и ухмыляется. Его улыбка такая очаровательная, такая милая, что я готова расплакаться, глядя на нее. — Действительно классный опыт. Я работаю усерднее, чем за всю свою жизнь.

— Это здорово, Кингстон. Я так рада за тебя.

Он смотрит на мои балетные туфли.

— Ты что?..

— Снова танцую. Да. Это медленный процесс, но он исцеляет меня.

Парень нервно постукивает большим пальцем по краю своей миски.

— Все еще работаешь в хосписном центре?

— Нет. Сейчас я работаю в детской больнице. Провожу терапию с детьми, получившими ожоги или шрамы. Пришло время найти настоящую работу, а вложение в будущее и жизни детей живительнее, чем в хосписе, где вложения направлены на смерть. Я наконец-то чувствую, что забираю часть своей жизни обратно вместо того, чтобы плавать без всякой опоры.

Кингстон хмурится и отворачивается.

— Хочу, чтобы ты знал, я не виню тебя за то, что произошло той ночью. Это была не твоя вина.

— Господи, Би. — Он откладывает еду, как будто потерял аппетит. — Тебя бы там не было, если бы не я.

— У меня своя голова на плечах. Я сама приняла решение быть там в ту ночь. — Я наклоняюсь вперед, чтобы поймать его взгляд. — Я разговаривала с Эйнсли.

Он выдыхает и откидывается на спинку скамейки.

— Никогда не думал, что снова услышу это имя.

— Она рассказала мне, что ты сделал. Как ты спас меня.

— Любой бы сделал то же самое…

— Ты отказался покидать меня?

Он искоса смотрит на меня и качает головой.

— Я бы держал тебя за руку во время операции, если бы мне позволили.

Я наклоняю свое тело к нему и опасно приближаю свои колени к его.

— Я хочу, чтобы ты услышал меня, когда я это скажу. Я тебя не виню. Ты понимаешь? В том, что произошло, нет твоей вины.

Кингстон пожимает плечами.

— Я слышу тебя. Просто не так уверен в этом.

— Могу я спросить тебя кое о чем?

Он смотрит на меня, в его карих глазах читается уязвимость.

— Все что угодно.

— Почему ты позволил мне поверить, что ты гей?

Он хихикает, и этот звук — теплый бальзам для моих измотанных нервов.

— Из всех вопросов, которые ты могла бы задать, выбираешь этот?

— Какие еще вопросы я могла бы задать?

— Ну, не знаю, может быть, как я нашел тебя в хосписном центре? Почему вырубился у тебя на пороге? — Он проводит рукой по волосам. — Зачем позволил нашим отношениям заходить так далеко, зная то, что знаю я?

— Хорошо, скажи мне.

— Я тут подумал, и знаешь… — Кингстон чешет подбородок, как будто то, что он собирается сказать, вызывает у него зуд. — Мне кажется, я влюбился в тебя, как только увидел в первый раз.

— Это невозможно. Ты не мог знать, что я за человек.

— Ты ненавидела меня. Отталкивала при каждом удобном случае. Не то чтобы я виню тебя, я был несносен. — Кингстон опускает голову и посмеивается про себя. — Это не имело значения. Я был так увлечен тобой. Ты умная и забавная, и мне нравилось, что ты ни от кого не терпела никакого дерьма. Я был полон решимости завоевать тебя в ту ночь. — Он хмурится и невидящим взглядом смотрит через парк. — Когда ты появилась в «Норт Индастриз», чтобы вернуть мой бумажник, и, казалось, была рада меня видеть. Ты улыбнулась, и я… я не смог тебя отпустить. Знал, что было неправильно удерживать тебя, позволять думать, что я гей, но, похоже, я тебе искренне понравился, и поэтому просто не смог тебя отпустить.

— Ты знал, что я тебя не помню? Когда ты очнулся в той палате хосписа, ты знал, что я ничего не вспомню?

— Нет, — говорит он. — Когда я проснулся, было совершенно очевидно, что ты понятия не имеешь, кто я такой. И планировал уйти и оставить тебя в покое. Появляться таким пьяным у тебя на пороге было глупым риском, но я был слаб. В течение трех лет я не переставал думать о тебе.

— Следил за мной?

Он отшатывается.

— Нет. Я нанял частного детектива только для того, чтобы проверить тебя. Мне нужно было знать, что ты возвращаешься к своей жизни. План состоял в том, чтобы держаться подальше, но в момент пьяной слабости я облажался. Я увидел тебя, проводил с тобой время. И все эти чувства нахлынули снова, заставив меня отчаянно желать еще одной минуты, еще одного дня, еще одной ночи. И ты должна знать, если бы ты все не выяснила, я бы все