Когда исчезновение узников замечают, отец и сын уже далеко над Эгейским морем. Несколько сот километров они летят ровно, под ними проплывают маленькие островки, жители которых принимают беглецов за орлов редкого вида. День стоит теплый, сухой, а южный ветерок идеален для полета на север.

Вот они приближаются к нашему острову. Теперь Икар обрел уверенность в себе. Ему хорошо в небе. Дедал понемногу теряет силы, но они уже преодолели больше половины пути до Афин, поэтому продолжают полет. Икар ничуть не устал.

В голосе Дедала слышен надрыв, и я вдруг чувствую себя виноватой. Я понимаю, что Икар, вероятно, устраивал представление для нас — решил потешить публику. Увидев, что люди внизу задрали голову и смотрят на него, он, наверное, решил показать нам трюк. Произвести на нас впечатление. Он сделал то, что сделал бы на его месте любой подросток.

Икар наслаждался свободой в небесном просторе, восторг переполнял его, и в это роковое мгновение он забыл об осторожности… Я смотрю на плачущего отца, такого мудрого, такого умного, такого опытного и, однако, не сумевшего совладать со столь естественным порывом сына.

Боль утраты разрывает сердце Дедала, он винит себя в смерти сына, в том, что уверовал в надежность крыльев. Это лишь усиливает его скорбь. Он один из самых одаренных людей в мире, но это ничего не значит, когда ты теряешь все, что любил.

Дедал проводит у меня еще около недели. Бо́льшую часть дня сидит на могиле сына, но начинает понемногу есть то, что я готовлю, и вскоре даже сон у него улучшается. Тени вокруг глаз постепенно исчезают. Мы каждый день по нескольку часов проводим за разговорами, а иногда я иду с ним на могилу. Однажды вечером мы ужинаем вместе, и я вижу: какая-то мысль не дает мастеру покоя. Помявшись, он делится со мной.

Скорбь Дедала велика, но его мучает и кое-что другое. Он по-прежнему в бегах, и царь Минос непременно будет разыскивать его.

Я вижу, что Дедал разрывается между желанием остаться близ могилы сына — соблюсти обряды, которые помогут Икару безопасно перейти в загробный мир, — и необходимостью бежать дальше.

© ZoneFatal/Shutterstock (перья)

Как бы ни был прекрасен остров, он не удовлетворит честолюбия Дедала. Он должен завершить путешествие.

«Но что будет с моим сыном?..»

Он задает этот вопрос, глядя мне прямо в глаза.

«Я присмотрю за тем, чтобы он продолжил свой путь — чтобы ты мог продолжить свой», — слышу я свой голос.

Я сказала это без раздумий, даже не помышляя о последствиях. Но если ты даешь обещание, то взять свои слова назад уже не имеешь права. Таким будет мое будущее — помнить об Икаре и совершать возлияния на его могиле.

Дедала переполняет благодарность. Он плачет, но не так, как плакал в тот день, когда хоронили Икара. Старый мастер обнимает меня, и я чувствую его слезы на моем плече.

На следующий день он уплывает в лодке. Ходят слухи, что воины царя Миноса вышли на его след. Мы все желаем Дедалу благополучия, проводить его собирается целая толпа.

Я слышала, что он добрался до Сицилии. Никто не ждал, что он когда-нибудь вернется, однако я по сей день держу данное ему слово. Каждый раз, заметив порхающую бабочку, я думаю: не знак ли это того, что душа Икара улетела. Но как узнаешь наверняка… И потому я продолжаю заботиться о его памяти. И буду продолжать вечно.

Жители острова, который с тех пор называют именем Икара, всегда отличались долголетием. Выдвигалось много теорий, объясняющих этот феномен. В те дни, когда здесь был Дедал, мы ели главным образом рыбу, и вполне можно утверждать, что икарийцы испокон веков питаются натуральными продуктами. А еще на острове были открыты целебные горячие источники. Остается добавить, что жизнь икарийцев подчиняется уникальному расписанию и они почти не знают стрессов. В общем, никто толком не может объяснить, почему другие люди живут так долго. Но я знаю, почему до сих пор живу я. Это мой долг.

Я держу в тайне местонахождение могилы, чтобы ее не затоптали туристы, и каждый день прихожу к Икару, как и обещала его отцу.

Годы идут, к истории, фактическим событиям начинают относиться как к легенде. Слушатели теряют веру в реальность. Но первое крушение в воздухе произошло здесь, вон в том месте.

А изящное перо, на которое вы смотрите сейчас, — из крыла Икара…

Ариадна не выпускала из рук пера — оно было для нее слишком драгоценно, но все присутствующие захотели прикоснуться к нему. Никогда не забуду, как пальцы ощутили его шелковистость. Уверен, если я вернусь на Икарию через тридцать лет, Ариадна по-прежнему будет здесь, готовая рассказать свою историю, ее платиновые волосы останутся густыми и сильными, а кожа — девичьей. Первородная Ариадна, дочь царя Миноса, жестоко похищенная Тесеем, обрела новую любовь на острове Наксос, где ее увидел Вакх и сделал своей женой. Это еще один греческий миф о том, как заживляются сердечные раны. Вакх обессмертил возлюбленную, бросив ее венец в небо, где он превратился в созвездие Северная Корона.

Смерть и бессмертие — две вечные темы Греции, как древней, так и современной. Напоминание о бренности земного бытия в этой стране можно встретить повсюду, куда бы вы ни пошли. На фонарных столбах вы увидите извещения о похоронах, на окраине каждого маленького городка — кладбище, у дороги — венки в память о погибших в автокатастрофе. В течение этих месяцев я, как никогда за всю свою сорокапятилетнюю жизнь, чувствовал близость смерти. И в то же время было очевидно, что люди бросают ей вызов — он ощущался в том, как они пьют, танцуют, любят. Сама полнота жизни, пожалуй, даже ее избыточность, была вызывающей.

Икария — это огромная скала посреди моря; люди на этом острове страдали как от вторжений чужаков, так и от разгула стихии. Такое место не располагает к жалости по отношению к самому себе, и во время религиозных праздников, отмечавшихся, пока я был на Икарии, я пил и веселился до глубокой ночи.

Там я научился танцевать. Однажды я оказался в центре кольца танцующих, которое в медленном ритме кружилось по часовой стрелке. Я возвышался над всеми, и танцоры тепло улыбались мне. Икариотикос вскоре стал набирать темп, но никто не терял терпения из-за того, что я не успеваю попадать в такт, хотя и пытаюсь изо всех сил. Я чувствовал себя частью единого целого, некоего стоногого организма. Я закрыл глаза и подчинился ритму, а теперь думаю, что и во сне смогу исполнить этот древний танец.

Я снял комнату над магазином в Эвдилосе, почти каждый день купался в горячем источнике, беседовал с незнакомыми людьми. Еще раз отыскал Ариадну, и мы уселись выпить кофе под яркими лучами солнца.

Без всякого повода она вдруг посмотрела на меня и спросила: