Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– К сожалению, не всё. Папа, у тебя есть несметные богатства.
– При чём тут богатства подземных кладовых? Я говорю о любви, о душе, о верности.
– Это ты способен говорить о таких возвышенных вещах. Моя мама могла говорить о них, верить в них, чувствовать их. Я в состоянии понять высокий полёт ваших душ и помыслов. Больше никто. Увы! Всех остальных интересуют только твои несметные сокровища. Все завидуют твоим богатствам.
– Почему ты так решил?
– Честно говоря, это первой поняла наша дорогая Хильдегарда. Она чувствовала, что тебе все завидуют и хотят присвоить твоё имущество. Я с ней полностью согласен. Мама никогда не бросалась беспочвенными обвинениями.
– И что же она говорила?
– Заметь, ни у кого из Великих Владык нет ничего ценного, кроме их могущества. Они все сильные, но нищие. За исключением тебя и Великого Хозяина Морей, этого жестокого пирата.
– За что она его так?
– Мама называла вещи своими именами. А кто он, по-твоему? Сестра милосердия? Откуда появились его несметные сокровища?
– У него есть жемчуг и янтарь.
– И больше у него ничего нет? А откуда тогда взялось золото, серебро, драгоценные камни? Из разбитых торговых кораблей! Странно, что суда с ценными грузами так часто попадают в шторм? Не правда ли? Он губит корабли вместе с командами, чтобы набить казну и пополнить армию рабов из неприкаянных душ утопленников. А теперь скажи мне честно, кто он после этого?
– Вор и убийца.
– Вот видишь. Истина лежала на поверхности, только никто почему-то об этом не задумывался. Вспомни, как он разозлился из-за подарочного острова. Ведь это он уговорил вас расправиться с великанами?
– Только теперь я стал трезво смотреть на всё. Поверь, я не хотел в этом участвовать. Меня буквально вынудили, наговорив кучу ужасных вещей.
– Представь теперь, как они разозлились, узнав о твоей любви к Хильдегарде. Они испугались, что ты узнаешь правду, что она откроет тебе глаза на этот жестокий мир и на подлость мнимых друзей, что они больше не смогут тобой манипулировать и навсегда потеряют надежду прибрать к рукам твои несметные богатства.
– Неужели, неужели правда столь ужасна? Ты разбиваешь мне сердце! Я считал их друзьями! Я верил им! Они предали меня!
– Нет, отец. Они не предавали тебя, они лишь показали своё истинное лицо. Я думаю, мы должны им отомстить. Мама и я, мы уже давно…
– Сын, вспомни: Хильдегарда умоляла нас никому не мстить. Её слова для меня святы. Я не нарушу данную ей клятву. Единственным моим ответом будет уединение и молчание. Отныне у меня нет друзей. У меня есть только ты.
– Держись, отец!
Уранум едва успел подхватить убитого горем Великого Владыку Недр. От тяжелейших душевных мук силы его почти оставили. Всю дорогу до дворца сын буквально нёс его на руках. «Эх, мама, заигрались вы в миротворца. Конспирация – дело хорошее, но установку надо было давать правильную. Я не смогу переманить старого идиота на нашу сторону. Перед смертью вы должны были требовать отмщения, а не разводить сопли с сахаром!» – ворчал про себя раздосадованный Уранум. Он утратил уверенность в успехе после смерти Хильдегарды, являвшейся сердцем и мозгом заговора. Теперь мать руководила действиями сына исключительно через портрет. Она давала ему ценные советы и инструкции, но отныне ему всё приходилось делать самому. Нередко Хильдегарда ругала сына, называя растяпой, олухом и копией недостойного отца. Смерть явно не пошла ей на пользу. Великанша призывала его к более активным поискам пещеры гнома:
– Ищи её днём и ночью! Железная армия – наш единственный шанс!
– Мама, после вашей смерти на меня все смотрят косо. Великий Владыка Ветров явно за мной следит. В подземелье уже дуют настоящие ветры, как в степи или в открытом море. Боюсь, поспешность и неосторожность могут погубить все наши начинания.
– Боюсь, мой сын стал трусом и тряпкой, он только и умеет, что трястись за свою шкуру! Завтра рано утром ты отправляешься на поиски пещеры гнома и не возвращаешься без весомых результатов! Ясно?
– Мне следует направиться прямо к горе Туррос?
– Нет! Начни поиски с мыса Слёз! Идиот! Конечно, ты должен отправиться сразу в указанное твоим отцом место. Хватит осторожничать.
У тебя надёжное прикрытие – перепись имущества отца. Действуй!
– Слушаюсь и повинуюсь, матушка.
На следующее утро Уранум покинул дворец, оставив отца на попечение верных слуг. Вернувшись с совета, Великий Владыка Недр лёг в постель и больше не вставал с ложа. Силы оставили его. Душевные страдания с каждым днём становились всё более невыносимыми. Хозяин Подземелий угасал. Сын разрывался между желанием угодить и ему, и матери, а точнее, выглядеть для всех хорошим. Когда он столкнулся с Кистиано, его словно осенило. Он притащил живописца к отцу.
– Папа, я кое-что придумал. Пусть наш любезный Кистиано распишет стены в твоей комнате. На этой стене он может нарисовать портрет нашей любимой Хильдегарды в полный рост. Ему посчастливилось застать её живой.
– Ты прав, сынок. Эти воспоминания согреют мне душу.
– Тем более у Кистиано так талантливо получается. Его портреты словно живые.
– Да, только не разговаривают. Спасибо тебе, сынок, за заботу. Кистиано, завтра ты можешь приступить к росписи моих покоев.
– Слушаюсь, Великий Владыка Недр.
Слова отца о том, что портреты Хильдегарды не разговаривают, вызвали у Уранума саркастическую усмешку: «Наивный болван, они ещё как разговаривает, только не со всеми подряд». Кистиано от слов о говорящем изображении великанши аж подпрыгнул на месте. Он сам боялся своих ужасных творений, а если они ещё и заговорят, то он умрёт во второй раз прямо на месте от разрыва сердца.
На следующее утро он нехотя плёлся к покоям Великого Владыки Недр и повстречал Уранума, собиравшегося покинуть дворец. Молодой хозяин напутствовал художника на создание шедевра и напомнил ему, что это настоящая честь – нарисовать портрет несравненной супруги Великого Владыки Недр. Этим он окончательно испортил настроение Кистиано. «Они оба помешались на своём домашнем чудовище! Мне позволят нарисовать не Хильдегарду, будь она сто раз проклята во всех мирах? Верните меня обратно в горы! Обещаю больше на снежных вершинах не рисовать! Великий Повелитель Гор, услышь молитвы сии скромного раба твоего! Забери меня отсюда!» – так он причитал всю дорогу до покоев своего временного господина.
Работа над росписью относительно небольшого помещения заняла у него несколько лет. Он изо всех сил старался быстрее покончить с заказом, но Великий Владыка Недр придирчиво оценивал каждый его мазок, часто просил всё исправить, дорисовать, пририсовать, домазать, растушевать, закрасить, подретушировать и так далее. У художника сдавали нервы. Он переплевался, пока рисовал это чудище и его «богатый внутренний мир». «Вот ещё одно помещение, в которое теперь лучше не заходить. Пожалуй, за сто лет они испоганят весь дворец её изображениями. Кстати, о сроке моей ссылки. Тут год идёт за три. Требую досрочного освобождения!» – бормотал он про себя или в расстроенных чувствах рассказывал своему другу, неприкаянной душе рудокопа Урмо.