название «доверенные лица» для наемных информаторов — в отличие от офицеров, непосредственно состоящих на службе в разведке, — утратило свой смысл: их услугами пользовались, но им отнюдь не во всем доверяли. В геленовской «Организации», которая зависела от них буквально во всем, осведомители были чем-то вроде неприкасаемых. Пуллаховские офицеры относились к ним с презрением, как к наемникам, коими они и являлись. Один из геленовских полковников якобы как-то раз обмолвился, что «секретная служба — занятие исключительно для джентльменов», Надо сказать, что это довольно странное изречение, ведь шпионов обычно считают кем угодно, но только не джентльменами.

В директивах, отправляемых из Пуллаха в «генпредставительства», повторялось настоятельное требование: никакого панибратства между «информантами» и офицерами спецслужб. Главам региональных и районных представительств запрещалось вообще иметь дело с рядовыми осведомителями, связь с которыми поддерживалась исключительно через глав местных филиалов.

Это была вполне оправданная разумная политика, однако тон геленовских директив выдает его глубокое презрение к «информантам». Так, в директиве № 568, датированной июнем 1953 года, когда «Организация» пользовалась услугами по меньшей мере трех тысяч «доверенных лиц», говорится: «Доверенное лицо является поставщиком информации. Его куратор должен поддерживать с ним строго официальные, корректные, деловые отношения, без каких-либо проявлений дружеского расположения. Агенту следует не доверять, только тогда он будет делать все для того, чтобы поставлять надежную информацию».

Гелен, собаку съевший на общении с «информантами», отлично понимал, что сотрудничают с ними отнюдь не только умные и добросовестные. В директиве, адресованной вербовщикам, он изложил такую схему деятельности, которая не исключала участия ничем не выдающихся граждан при условии, что они пройдут соответствующую подготовку. Тем не менее Гелен особо подчеркивал некоторые требуемые качества: «Что касается коэффициента умственного развития доверенных лиц, не следует забывать, что многие из них почти не получили образования и им недостает проницательности — качества, которое делает их пригодными к службе. Не менее важны наблюдательность и умение описывать события и предметы. То же можно сказать и об умении владеть собой — особенно для курьеров. И, конечно, самое главное — умение хранить тайну. Доверенное лицо имеет право общаться исключительно со своим «куратором». И, наконец, доверенное лицо не задает вопросов, касающихся «Организации», и не обсуждает ее деятельность как с другим доверенным лицом, так и со своим старшим по званию».

Правда, какую бы патрицианскую позу Гелен не принимал по отношению к плебеям-«информантам», он все же стремился облегчить для них выполнение заданий, обеспечивая их личную безопасность. Так, например, он изобрел механические приемы, помогавшие в поисках той или иной конкретной информации.

Скажем, при засылке агента в советский гарнизон, его просили запомнить слово «AMBOZ». Эти пять букв расшифровывались так:

А — Art — род войск

М — Menge — количество, численность

В — Beschafienheit — качество

О — Ort — место дислокации

Z — Ze it — время.

Гелен прилагал все усилия для обеспечения личной безопасности своих агентов, разумеется, отнюдь не по причине сентиментальности или душевной теплоты; пойманный агент мог легко «расколоться» и заговорить, что грозило не только поставить под удар других агентов, но и нанести серьезный урон деятельности всей «Организации». Из Пуллаха постоянно рассылались директивы с разного рода «ценными указаниями», как вести себя в экстремальной ситуации. Был придуман особый код — буквы А, В, С передаваемые азбукой Морзе. Если возникало подозрение, что агент попадал в опасную ситуацию — например, при разоблачении другого агента, действовавшего в этом же районе, или же становилось известно, что там действуют пеленгаторы коммунистических служб, — то назывался предупредительный сигнал, в начале которого шел личный код агента. Так, например, сигнал 384-А означал: «Ситуация крайне опасная, следует немедленно затаиться». «В» означало «возможную опасность: затаиться, соблюдать радиотишину, спрятать радиопередатчик, приготовиться покинуть место; «С» — требование проконсультироваться с главой местного филиала либо через специальный почтовый ящик, либо через курьера.

На протяжении многих лет радиосвязь с «информантами» играла первостепенную роль. Жизни многих агентов спасла система «дремлющих радиоточек», когда операторы получали приказ «лечь на дно» и соблюдать тишину, пока не минует опасность. Например, Гейнц Финк, бывший телеграфист вермахта, принимавший участие в составе боевых частей в Африке под началом Роммеля и в 1946 году вернувшийся из британского лагеря для военнопленных, на протяжении десяти лет отвечал за работу радиоточки «Шиллер» в Потсдаме, расположенной по соседству с советской воинской частью, пока его не разоблачили в 1962 году. Нередко ему поступало распоряжение на время «уснуть» — молчание порой затягивалось на долгие месяцы. Другой радист, Франц Панкрац, он же Эрнст Мен-цель, в прошлом флотский радиотелеграфист, начал сотрудничество с «Организацией» в 1950 году, работая на советской радиостанции в берлинском районе Кёпеник. В течение целых пятнадцати лет он трудился на Гелена, лишь время от времени впадая в вынужденную «спячку».

В основном агентов засылали в советскую оккупационную зону в Восточной Германии. В 1948 году, то есть до «блокады» Берлина, передвижение немцев между оккупационными зонами и секторами Берлина было еще относительно свободным. И если силы Советской армии и незадолго до этого созданной восточногерманской Народной полиции еще как-то пытались воспрепятствовать потоку беженцев на Запад, то передвижение в восточном направлении оставалось практически свободным. Если немец приходил на КПП и заявлял, что желает вернуться на Восток или же хочет навестить родственников, его пропускали без лишних разговоров. Бывших военнопленных из американских, британских и французских лагерей, которые, несмотря на все уговоры Запада, изъявляли желание вернуться домой в Тюрингию, Саксонию или Бранденбург, на Востоке принимали с распростертыми объятиями. Коммунистические власти относились к ним весьма благожелательно; вскоре по прибытии домой к этим репатриантам с предложением сотрудничества начинали обращаться либо агенты советского МГБ, либо «Пятого комиссариата» — этого предшественника восточногерманского Министерства госбезопасности. Если кандидатура потенциального агента представлялась перспективной, ему предлагали работать на Западе. Другие, особенно лица с техническим образованием и квалифицированные рабочие — в них будущая ГДР испытывала острый недостаток, — моментально получали работу. Им также предлагалось вступить в компартию Восточной Германии.

Подобная политика открывала Гелену большие возможности. И коль засылка агентов непосредственно в Советский Союз представлялась малоосуществимой, проникновение на территорию Восточной Германии практически не составляло труда. Это позволило Гелену быстро, одного за другим, переправить туда большое количество своих «доверенных лиц». На протяжении многих последующих лет некоторые из них поставляли ему бесценнейшую информацию. Можно привести не один пример подобного рода успешной деятельности. Мы здесь расскажем лишь о тех, кто в конце концов был пойман и разоблачен и чьи имена стали известны советским спецслужбам. О тех, кто благополучно вернулся домой и затем ушел