class="p1">Андроник Комнин, император греческий, перенимал многие русские обычаи: он любил нашу звериную ловлю и бегание взапуски[331]. Ловля зверей была у нас любимым занятием в самой еще древности. Великие князья с удовольствием проводили праздное и скучное время в охоте, из них в. к. Василий даже был пристрастен к звериной травле. Увидев государя в поле, говорит Герберштейн, мы оставили своих лошадей и подошли к нему. Он сидел на гордом коне в терлике парчовом, в колпаке высоком, осыпанном драгоценностями и украшенном золотыми листьями, которые развевались, как перья; на бедре его висели кинжал и два ножа; за спиною, ниже пояса, кистень. С правой его стороны находился казанский царь Шиг-Алей, вооруженный луком и стрелами, а с левой двое молодых князей: один из них держал секиру, другой булаву или шестопер; вокруг них находилось более 300 всадников. Сначала охотились ловлею зайцев в лесу, неподалеку от Москвы. Государь предоставил первую честь спустить собак важным сановникам и послам: императорскому Герберштейну и польским Кишке и Богушу. На каждого зайца нападало по четыре собаки. Государь был весел и хвалил ловцов. В короткое время поймали более 300 зайцев. Потом последовала соколиная охота. Для этого пускали кречетов: бить лебедей, журавлей и других птиц. Кречеты по тонкому своему чутью открывали, где летали ловимые ими птицы. Пускали ястребов, и соколов из породы орлов, и тетеревов, которые были замечательны тем, что они по крику узнавали фазанов и преследовали их с быстротой. Они черные, величиною с гуся, и брови у них красные. Затем вызывали охотников бить медведей. Отважные ловцы бросались на зверя с деревянной рогатиною. Если медведь его ранил, то он являлся к государю и, показывая ему свои раны, говорил смело: «Государь! Я ранен». — «Я тебя награжу», — отвечал великий князь. Он приказывал его вылечить и щедро одаривал платьем. Вечером мы все сходили с коней и для нас разбивали шатры на лугу. Государь, переменив свою одежду, разговаривал весело с боярами в своей палатке об удачной и неудачной ловле того дня. Слуги разносили кориандр, миндаль, орехи и сахар; все преклонялись пред государем и брали; потом пили за его здоровье мед и вино[332]. Любимой забавой царя Феодора был медвежий бой. Диких медведей, ловимых тенетами или в ямах, держали в клетках. В назначенный день для забавы собирался двор и множество народа к тому месту, где предстоял бой. Место обводилось глубоким рвом для безопасности зрителей и чтобы ни зверь, ни охотник не могли уйти друг от друга. Являлся отважный боец с рогатиной, и тотчас выпускали медведя, который, увидя своего врага, становился на задние лапы, ревел и с отверзтою пастью бросался на него. Охотник стоял неподвижно: он наблюдал его движения и одним сильным размахом вонзал рогатину в зверя, а другой конец ее прижимал ногою к земле, чтобы разъяренный медведь не ринулся на него. Яростный зверь лез грудью на железо, которое орошал своею кровью и пеною, грыз и если не одолевал, то падал на бок со страшным стоном и обливался кровью. Народ провозглашал радостными восклицаниями имя победителя; его представляли царю и потом поили вином из царских погребов. Каждый охотник бил зверя в грудь; в случае промаха он бы<ва>л им изуродован, и это случалось часто. Счастливец был доволен тем, что оставался в живых, и не получал никакого награждения, кроме того, что его поили. Раненым выдавалось награждение, а жены и дети растерзанных содержались на царском иждивении[333].

Пристрастие русских к охоте считалось благородным занятием, и потому оно сделалось всеобщею потребностью. В половине XVII в. было сочинено даже особое наставление для охотников сокольничьего пути[334].

Были особые чиновники, которые смотрели за охотою, а именно ловчие и сокольничие. Ловчие разделялись на ловчих рязанского и московского пути; последнему были подчинены городовые. Ловчий равнялся нынешнему егермейстеру. Сокольничий смотрел за кречетниками, ястребами и другими охотниками; его звание равнялось обер-егермейстеру.

Молодой Петр I и сокольничий. Художник К. В. Лебедев

Бояре много раз силились отклонить Петра I от воинских забав, коими он занимался с любовью еще в малолетстве. Выхваляя псовую и птичью охоту, они хотели его пристрастить к ней. Малолетний государь не любил этой забавы, но в угодность им согласился однажды поохотиться. В назначенный день собрались любители охоты. Государь благодарил их за усердие к нему и сказал, что он желает поохотиться с ними одними, но для этого они должны отпустить своих слуг, с коими неприлично им разделять удовольствие. Бояре одобрили. Государь, повелев отдать собак своим господам, приказал прислуге удалиться с поля. Вельможи, приняв собак, пришли в крайнее расстройство; собаки, коими они не умели управлять, подбегали под ноги лошадей и их пугали. Испуганные лошади носили всадников по полю, других сбивали, а иных, державших на своре собак, сбрасывали с себя. Позабавившись, государь возвратился в село Преображенское. На другой день он назначил птичью охоту, для этого пригласил прежних охотников; но некоторые из них были изувечены и лежали в постели, а другие не явились. Царь спросил у явившихся: не хотят ли они еще поохотиться с ним? Они все отказались. Тогда государь сказал им: «Не лучше ли нам быть воинами, нежели псовыми охотниками? Я царь, а слава царя в благоденствии народа; охота же есть слава псарей»[335]. Хотя Петр I искоренял эти забавы, отнимавшие полезное время от занятий, однако вельможи не отставали от охоты. Петр II был с намерением увлекаем к псовой охоте. Гр. Остерман, его наставник, бывший потом государственным вице-канцлером, много раз жаловался на князей Долгоруковых, что они поселили в государе страсть к псовой забаве; отвлекали его от государственных дел, чтобы только самим управлять. После смерти Петра II навсегда исчезла охота в царственном доме: она осталась между любителями-помещиками, которые, живя в деревне, занимаются ею от нечего делать. Там охотники, отправляясь на ловлю зверей, поют с неизъяснимой радостью любимую ими песнь, которую помещаем здесь по ее приятному голосу и плавному звуку:

По колким дубравам

Охотники рыщут;

Набегом удалым

Волков, лисиц ищут.

Ту его, ту его, ту его, ту его, ту его!

Их шапки краснеют,

Кафтаны желтеют;

Рога серебрятся,

Ножи золотятся.

Ту его, ту его, ту его, ту его, ту его!

Вот стая помкнула, —

Чу! голос слыхать.

Лисица мелькнула —

Прошу не зевать!

Ту его, ту его, ту его, ту его, ту его!