— В чем дело? Что произошло? — настаивал сын.

Конча попыталась ответить, но ее речь была бессвязной из-за коньяка и слез. Попытавшись заговорить, она только расплакалась. Антонио не понимал, почему она плачет. Он крепко обнял ее, и, оказавшись в объятиях сына, она стала понемножку успокаиваться. Наконец он ее отпустил. Конча подняла к лицу свой цветастый фартук и шумно высморкалась.

— Я сказала, чтобы она шла, — запинаясь, проговорила Конча.

— О ком ты говоришь? Кому сказала?

— Мерседес. Я велела ей идти искать Хавьера. Без него она никогда не будет счастлива.

— Значит, ты послала ее в Малагу? — не веря своим ушам, переспросил Антонио.

— Но если ей удастся найти Хавьера, они смогут вместе куда-нибудь уехать. Она не могла продолжать чахнуть в кафе. Я смотрела на нее изо дня в день, видела, как горе добавляет ей лет. Эта война — ужас для нас всех, но хоть у Мерседес есть шанс быть счастливой.

В темноте Конча не видела, как кровь отлила от лица сына.

— Но Малагу бомбят, — заметил он, во рту пересохло от тревоги. — Я только что узнал.

Казалось, Конча не слышит сына.

Он взял материнские руки в свои. Было бессмысленно ругать ее в этот момент, хотя он знал, что отец не колебался бы ни секунды.

— Мы вынуждены жить здесь с нашими врагами, — продолжала Конча. — По крайней мере она получила шанс выбраться отсюда.

Антонио нечего было ей возразить. Его собственные взгляды совпадали со взглядами матери. Он понимал, что Конча права, говоря о бессилии, охватившем Гранаду. Хотя после военного переворота было пролито немало крови и совершены значительные разрушения, город захватили относительно легко; многие жители жалели о том, что не смогли оказать сопротивление. Другие города и поселки боролись намного более решительно.

— И когда она ушла?

— Сегодня утром собрала вещи. К обеду ее уже не было.

— А если ее спросят, что она станет рассказывать?

— Скажет, что направляется к тете в Малагу…

— Это почти правда, верно?

— …что ее тетя заболела, она хочет забрать ее в Гранаду, чтобы присматривать за ней здесь.

— Довольно правдоподобно, — заметил Антонио, желая заверить мать, что она поступила правильно, поддержав желание сестры, хотя и понимал, что всю дорогу ее будет подстерегать опасность.

Будучи в настоящее время главой семьи, он чувствовал, что должен проявлять больше беспокойства, если не злости, из-за безответственного поведения сестры. Они некоторое время сидели молча, потом Антонио подошел к бару и щедро плеснул себе в бокал коньяка. Запрокинув голову назад, он залпом выпил коньяк. От звона поставленного на стойку бара стакана мать вздрогнула и очнулась.

— Она вернется, если не найдет его? Она обещала?

Антонио видел, как глаза матери округлились от удивления.

— Разумеется, вернется!

Он хотел бы разделять оптимизм матери, но сейчас было не время зарождать в ней зерна сомнения.

Он обнял маму и тяжело вздохнул. Момент был неподходящий, чтобы раскрыть ей собственные планы, но тянуть дальше он не мог. Ему понадобится защита темной ночи, а сегодня облачное небо и новый месяц создавали идеальные условия для отъезда.

На следующий день рано утром, разбуженная холодным рассветом, Мерседес двинулась по главной дороге. Она казалась слишком открытой и уязвимой, но это был самый прямой путь в Малагу.

После обеда она увидела облако пыли далеко впереди. Оно двигалось, как небольшой медленный смерч. В течение нескольких часов по пути ей никто не встретился, единственное, что она видела, — редкие голые деревья вдоль дороги.

Расстояние между облаком и Мерседес сокращалось, девушка уже различала фигуры людей. С ними шли несколько ослов, некоторые были запряжены в телеги, двигались они крайне медленно, не быстрее, чем громоздкие платформы шествия на Страстной неделе.

Они неумолимо приближались, Мерседес стала беспокоиться, как ей миновать эту процессию. Эта людская волна стала преградой между ней и целью ее путешествия. Через час расстояние между ними сократилось до пары сотен метров. Мерседес, увидев, что идут они в зловещем молчании, стала задаваться вопросом: «Почему? Почему все эти люди оказались на дороге холодным февральским днем? И почему они молчат?»

Стало понятно, что это целая колонна — вереница людей и телег. Шествие было окружено ореолом таинственности: они напоминали праздничную процессию, которая повернула не в ту сторону, или пилигримов, совершающих религиозное паломничество со святой иконой из одного города в другой. И даже когда колонна приблизилась почти вплотную, Мерседес так и не могла объяснить себе увиденное. Казалось, что целая деревня, от мала до велика, решила перебраться жить в другое место, все сразу. Они несли с собой все свои пожитки: стулья, матрасы, кастрюли, чемоданы, игрушки. Под всей этой грудой вещей едва угадывались мулы.

Оказавшись лицом к лицу с молчаливо идущими людьми, она тут же почувствовала себя неуютно. Казалось, никто не собирался и рта открыть. Они смотрели сквозь Мерседес, как будто ее и не было. Люди были похожи на сомнамбул. Девушка сделала шаг в сторону, давая им дорогу. Один за другим мимо нее шли старики, молодые, хромые, раненые, дети, беременные женщины — все смотрели прямо перед собой или под ноги. Кроме страха на лицах их объединяло еще и выражение покорности. Их глаза были пусты, все эмоции как будто стерты.

Несколько минут Мерседес наблюдала, как они проходят мимо. Было странно, что на нее никто не обращает внимания, а ей и в голову не пришло кого-то остановить и спросить, куда они направляются. Потом она заметила женщину, присевшую на корточки у обочины дороги. Рядом с ней был ребенок, бездумно чертивший палочкой круги на песке. Мерседес поняла, что это ее шанс.

— Прошу прощения… Вы не скажете, куда все идут? — негромко спросила она.

— Идут? Куда идут? — В голосе женщины, хотя и очень слабом, послышалось недоверие: неужели кто-то решился задать этот вопрос?

Мерседес попробовала еще раз:

— Откуда вы все идете?

Женщина поколебалась и ответила:

— Из Малаги… Малаги… Малаги. — Каждый раз, когда она произносила это слово, ее голос слабел и слабел, пока последний звук не превратился в шепот.

— Из Малаги, — повторила Мерседес. Сердце сжалось. Она опустилась на колени подле женщины. — А что произошло в Малаге? Почему вы все ушли?

Теперь, когда они обе сидели, женщина впервые взглянула на Мерседес. Молчаливая толпа продолжала течь мимо. Никто не смотрел на двух женщин и грязного ребенка.

— А ты не знаешь?

— Нет, я сама из Гранады. Иду в Малагу. Что там происходит? — Мерседес пыталась скрыть тревогу и нетерпение.

— Ужасные вещи. Просто ужасные. — У женщины ком застрял в горле, как будто она боялась даже вспоминать об этом.