Но скоро в ноздри, кроме обычного запаха чуть сыроватой пещеры, начал ввинчиваться другой: пыли и сухой травы. Хилберт приостановил шаг, и в ушах, где-то на краю сознания, зазвучал знакомый уже гул.

– Вы в порядке? – Я осторожно тронула йонкера за плечо. – Может быть, стоило переждать день-другой?

Он обернулся на меня, отрицательно мотая головой, и его пальцы сжались крепче.

– Дальше может стать только хуже, Паулине. Я не могу больше ждать. Но спасибо, что беспокоитесь.

Чуть позже мы оказались перед низкой даже для меня дверью, толстой на вид, укреплённой металлическими пластинами с непонятными мне знаками на них. Хилберт протянул руку и приложил ладонь к едва заметному отпечатку по центру. Может быть, показалось, но слабая голубоватая вспышка очертила её по контуру, когда он пробормотал неразборчиво нечто вроде заклинания. И лёгкое покалывание передалось через него в мою руку. Дверь как будто вздохнула тихо и немного приоткрылась – совершенно бесшумно. Тут же внутрь влетел прозрачный поток пыльного воздуха.

Хилберт снова обернулся ко мне.

– Ну что? – качнул головой ободряюще. – Готовы?

– Постойте… – шепнула я, невольно делая полшага назад.

И тут потянула йонкера к себе, а когда он поддался, недоумевающе вскидывая брови, обняла его. Не знаю почему: просто всю меня с головы до пят объяла вдруг страшная необходимость сделать это немедленно. Словно это придавало мне уверенности в том, что всё будет хорошо. В ровном и гулком стуке его сердца, в тихом шуме дыхания в его широкой груди я ощутила силу, на которую уповала всей душой, – и сама как будто стала чуть сильнее.

Хилберт опешил, конечно, но отталкивать меня не стал. Позволил подержать себя в объятиях, поглаживая меня по спине без особого рвения.

– Теперь всё? – поинтересовался, когда я отлепилась от него.

– Да. – Захотелось прочистить горло, до того хриплым оказался мой голос.

Йонкер отвернулся поспешно и толкнул дверь, распахивая её шире. Я вдохнула, будто собиралась прыгать с обрыва, и, пригнувшись, шагнула вслед за ним.

Дальше оказались ещё ступени, и только то, что я крепко держалась за руку Хилберта, удержало меня от падения, потому что опора вмиг ушла из-под ног. Я буквально повисла на плече йонкера, громко ойкнув, а он быстрым движением подхватил меня, приобняв за талию.

– Осторожнее, – выдохнул, ткнувшись губами мне в висок.

И я вдруг почувствовала себя неловко – до душной волны, что поднялась из груди до кончиков ушей.

Мы спускались с плеча холма недолго – под ногами хрустели обломки былинок и мелкий песок. Чем ниже оказывались, тем тяжелее становилось дышать. И глаза засыпало трухой до жгучих слёз, которые, когда мы оказались внизу, уже ручьями текли по щекам.

Хилберт потянул было меня дальше, но я инстинктивно воспротивилась. Достала из сумки баклажку с водой и сполоснула горящие веки.

– Сегодня буря, – констатировал Хилберт, озираясь. Он тоже щурился, но, кажется, мусор, что летел в лицо, не доставлял ему таких неудобств, как мне. – Как назло. Но она слабая и скоро должна успокоиться.

Ничего себе слабая!

Он присел на корточки, выпуская мою руку, и тоже зарылся в свой увесистый рюкзак, скинув его с плеча. Достал две длинные плотные тканины наподобие шарфов. Одну протянул мне, а другую обмотал вокруг головы, прикрывая нос и рот, оставляя только узкую щёлку для глаз. Ну прямо бедуин. Понаблюдав за ним, я сделала то же самое – и сразу немного полегчало, хоть резь в глазах униматься не торопилась.

– Я почти ослепла, – пожаловалась невольно.

Не для того, чтобы меня пожалели, а просто предупреждая, что балласт может оказаться тяжелее, чем задумывалось.

– Ничего, это пройдёт. Привыкнете. – Хилберт взял моё лицо в ладони и большими пальцами вытер струящиеся из уголков глаз слёзы. – Отойдём от замка – станет чуть легче.

Я снова зацепилась за него, как вагон за локомотив, только в нём сейчас ощущая поддержку среди этого пыльного хаоса. Пустошь казалась мне чем-то сродни Вселенной – такая же необозримая и опасная. Судя по всему, край её где-то да был, но только дойти до него никто пока не сумел. Потому что, чем глубже, тем порождений Шада становилось больше.

– Так что же всё-таки за краем Пустоши? – заговорила я, как только немного отдышалась после первой волны бури, которая и правда чем дальше, тем больше ослабевала. – Вы верите в то, что там по-прежнему живут оуды?

Хилберт обернулся коротко, и я прибавила шагу, чтобы не так сильно его задерживать.

– Думаю, они и правда где-то там. – Его голос из-за тряпки на лице звучал приглушённо. – Хотите наведаться в гости?

Он глянул на меня снова, чуть прищуриваясь. И отдельно от остального лица его глаза показались даже хитроватыми и доброжелательными. Будто он хотел надо мной подшутить.

– А вы можете меня провести?

Послышалось то ли фырканье, то ли усмешка.

– Никто не может пройти через Пустошь. Рано или поздно увязнет. Потому что в глубине её даже обычным Стражам тяжело бороться с зовом. Он сведёт с ума или утащит туда, откуда точно не вернёшься.

– Так что же случается с Изгнанными? – не удержалась я от вопроса. – На самом деле.

– Кто-то гибнет. Кто-то скрывается в горах и существует на грани безумия. В любом случае их век недолог.

Я смолкла, то и дело озираясь. Казалось, что идём мы очень медленно, хоть Хилберт шагал широко и уверенно. Наверное, ему больше всего хотелось добраться до Храма поскорей. Буря понемногу совсем стихла, и стало можно снять платок с головы да чуть отдышаться. Всё отчётливее проступали кругом чёрные силуэты деревьев, которые когда-то тут росли. Подол то и дело драли сухие ветки кустиков и метёлочки мёртвой травы. Скоро вся ткань понизу оказалась облеплена чем-то вроде репья. Он неприятно цеплялся за чулки, но я не пыталась остановиться, чтобы очистить юбку: только время зря тратить, потому что через пять минут будет то же самое.

Порой я начинала слышать зов, и тогда шаг Хилберта сбивался. Становилось страшно оказаться беспомощной здесь, если вдруг его скрутит приступ. Но я вспоминала, что тоже не простая тушка, а значит, сумею ему помочь. В такие моменты йонкер просто крепче сжимал мою ладонь и устремлялся к цели с той же твёрдостью.

Я всё всматривалась вперёд, ожидая наконец увидеть стены Храма. Казалось, прошло уже часа два беспрестанной ходьбы, а конца и края было не видать. Оставалось только поверить Хилберту и его словам, что обитель не так уж и далеко. Хотя это всё относительно, конечно. Может, ему и двадцать километров отмахать легко, а я подохну уже совсем скоро от переутомления.

Наверное, от таких мыслей я стала оттягивать руку Хилберта совсем сильно, потому как он вдруг остановился.