Сесиль Пин

Блуждающие души

Cecile Pin

Wandering Souls

Copyright © Cecile Pin 2023

Во внутреннем оформлении использованы иллюстрации:

© Midоri / Shutterstock.com

© Qilli / Shutterstock.com

Используется по лицензии от Shutterstock.com

© Рахманько А., перевод на русский язык, 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

* * *

«Крайне гуманистическое, выходящее за рамки жанра произведение о любви и бескомпромиссной надежде».

Оушен Вуонг

* * *

Она родила сына, и Моисей нарек ему имя: Гирсам, потому что, говорил он, я стал пришельцем в чужой земле.

Исход, Глава 2, стих 22

Глядя на их маленькие тела, я гадала, где помещается скорбь в таких небольших сосудах[1].

Красные части. Мэгги Нельсон

Часть I

1

Ноябрь 1978 – Вунгтхэм, Вьетнам

Прощания и вылавливание трупов случились на самом деле, все остальное – лишь домыслы.

В последующие годы Тхи Ань позволяла страшным воспоминаниям о лодке и лагере сочиться из нее до тех пор, пока они не превратились в шепот. Но за последний вечер она держалась всеми силами: от запаха риса на кухне до ощущения кожи матери, когда она обняла ее в последний раз.

Она помнила, как мама готовила ее любимое блюдо – тушеную свинину в карамели и яйца, напевая Tous Les Garçons et Les Filles Франсуазы Арди. И хотя французы ушли из Вьетнама двадцать пять лет назад, их музыка осталась, мелодии йе-йе[2] звучали во всех домах деревни Вунгтхэм.

Ань собирала рюкзак в соседней комнате, обдумывая, что взять, а что оставить.

– Лучше езжай налегке, – посоветовал ей отец. – В лодке будет тесно.

Она прижала к груди школьную форму, плиссированную юбку и белую рубашку, из которой она в свои шестнадцать уже выросла, рукава были коротковаты, и сложила в рюкзак.

Ее братья Тхань и Минь занимались тем же самым в комнате напротив: по кафельному полу были разбросаны их вещи, и до нее доносились споры. У мальчиков был один рюкзак на двоих, и Тхань настаивал, что поскольку его одежда немного меньше в размере, ведь ему десять лет, а Миню – тринадцать, то старший брат должен взять меньше вещей.

– Твоя одежда занимает слишком много места. Будет честно, если я возьму больше, чем ты. – Мама отправилась в их комнату, чтобы выяснить причину шума, и запах карамелизированной свинины последовал за ней. Пока Тхань объяснял проблему, его голос становился все тише: раздраженный вид матери заглушил его пустяковое беспокойство. – Извини, – пробормотал он, и Минь бросил на него торжествующий взгляд. – Это совсем не важно.

Двери в комнату были приоткрыты, и Ань заметила младшего брата Дао, наблюдавшего за ссорой с края своей футоновой кровати. Он был в огромной футболке, доставшейся ему от Тханя, и беспокойно теребил в руках одеяло. Ань знала, как он не любит, когда братья ссорятся: боялся, что придется выбирать сторону и злить одного из них. Именно о Дао Ань беспокоилась больше всех. Она беспокоилась о его жизни в Америке, о том, что из-за застенчивости ему будет сложно найти друзей. Последние несколько месяцев она пыталась пробиться сквозь его броню, уговаривая поиграть в джан би или джан дáo[3] с деревенскими детьми у баньянового дерева. «Только не это, пожалуйста, – отвечал он, выглядывая из-за ее спины. – Я лучше побуду с тобой».

Мама стащила его с кровати, он протянул руки и ухватился за нее.

– Пойдем, Дао, – сказала она, подняв его. – Твоим братьям нужно закончить сборы. – Они вышли из спальни мальчиков, и, проходя мимо Ань, мама спросила: – Ты готова? Мне бы не помешала твоя помощь с ужином.

– Да, Ма, – ответила Ань и принялась набивать рюкзак оставшимися вещами, разложенными на кровати.

После чего она последовала за ними на кухню, и мама выпустила Дао из своих объятий.

– Можно я тоже помогу? – спросил он.

Мама аккуратно убрала ему волосы со лба:

– Нет, сегодня у нас нет заданий для маленьких мальчиков. Можешь посидеть с отцом в гостиной.

Дао разочарованно кивнул и, глянув на Ань своими огромными глазами, отправился в гостиную. Ань догадывалась, что мама хотела побыть с ней наедине, чтобы потом бережно хранить в памяти это мгновение со старшей дочерью перед ее отъездом.

Ее самый младший брат Хоанг спал в своей кроватке, убаюканный ритмичными звуками маминой возни на кухне, звоном сковородок и шипением масла. Ань помешивала свинину, пока мама дрожащими руками шинковала квашеную капусту. Они как будто разыгрывали сцену: обычный вечер в середине недели, кухня – подмостки, а кастрюли и сковородки – реквизит. Перемещаясь по небольшому пространству, они избегали взглядов друг друга, их привычный разговор свелся к редким наставлениям: «Проверь, чтобы на дне сковороды ничего не осталось» или «Добавь немного рыбного соуса ныэк чэм»[4]. Несколько раз Ань замечала, как мама разжимала губы, чтобы что-то сказать, словно пыталась выпустить наружу мысль, которая тяготила ее, но вырывались только вздохи.

Младшие сестры Май и Вэн накрывали на стол, осторожно стараясь удержать стопки пиал и тарелок в своих маленьких ручках, их длинные волосы развевались за спиной, шлепание босых ног было едва слышно. При этом девочки проверяли друг у друга школьные уроки.

– Четырежды четыре – шестнадцать; четырежды пять – двадцать; четырежды шесть – двадцать четыре, – повторяли они нараспев, и когда одна из них ошибалась, другая отчитывала ее за это. – Двадцать восемь, а не двадцать шесть, – поправила Вэн свою сестру по пути на кухню.

От сковороды поднимался пар, и Ань раскладывала свинину по тарелкам, вручая каждой из сестер по порции. Им нравилось подавать еду к столу, потому что удавалось урвать несколько кусочков, но их вечно выдавали крошки на их белых жилетах. Конечно, стоило им скрыться из виду, как до Ань донеслись слова Май:

– Слишком