ребенок умер. Неправильно питалась и много работала. Нервничала, и это все отразилось на моем самочувствии и привело к… к смерти. Винила себя в том, что не любила Колю, и думала, что не смогу полюбить его ребенка. Я тебе уже об этом говорила…

Я замолчала, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота.

— Ладно, Мирк, ты сейчас в таком состоянии, что адеквата от тебя не дождаться, — Амаля вздохнула. — Но вот что я тебе скажу…

Она замолчала, видимо подбирая слова.

— Яниса, конечно, можно сейчас осуждать. Вроде как не проконтролировал, что под его носом творится. Не уследил. Доверился крысе, лажанулся, и так далее… Но знаешь, посмотри на эту историю его глазами.

Да, наверное, он был не прав, требуя от жены ребенка и выдвигая ей ультиматум. Но ведь и ее никто не заставлял тварью становиться. Могла послать его и пойти жить без ребенка и без мужниного бабла. Но нет, она предпочла вон какую аферу провернуть.

А Янис что… Он обычный мужик, не телепат и не волшебник, умеющий читать мысли. Уверена, он даже представить себе не мог, что женское коварство может быть такого уровня. Жена и воспользовалась…

Да и вообще, знаешь, как говорят? Удар в спину чаще всего мы получаем от того, кого закрываем своей грудью. Вот Янис его и получил.

Амаля замолчала. Плеснула себе виски на два пальца в тяжелый стакан. Подняла в приветственном жесте.

— Так вот, Мирка, я пью за то, чтобы ты включила свою умную голову. Перестала лелеять обидки и не ударила своего мужа в спину, когда ему и так херово.

Она одним глотком опрокинула содержимое стакана, сморщилась, закрутила головой и просипела:

— Божечки, как можно это огнище пить, а?

— Так не пей такими порциями, — ответила я холодно. Можно подумать, Янису плохо, а мне хорошо!

— Мирк, ты моя подруга и я всегда на твоей стороне, — отдышавшись, Амаля похлопала меня по руке. — Но, как человек трезвомыслящий, не могу позволить тебе утопить в обидах свое счастье.

— Что с твоим собеседованием, Амаль? Начальник нормальный? Взяли тебя? — я поспешила сменить тему, не в силах продолжать этот разговор.

Подруга задумчиво прожевала кусок рыбы и только тогда ответила:

— Как тебе сказать, Мирка… Пособеседовалась, да. Взяли с испытательным сроком до 31 декабря. Но вот начальник…

Она тяжело вздохнула. Отвела взгляд в сторону и пробухтела:

— Начальника моего зовут Дмитрий Федорович Ланской. Знаешь такого?

— Откуда? — я недоуменно пожала плечами, а подруга снова тяжело-тяжело вздохнула и пояснила:

— Это смазливец. Урод и недоделок Дима…

— Дима?! — я оторопело уставилась на Амальку. — Тот самый Дима, что повез тебя сегодня в город вместо такси?

— Ага! Прикинь, высадил меня возле бизнес-центра, где собеседование проводилось, и молча уехал. Даже не попрощался. А через десять минут я вижу его в шикарном кабинете с моей анкетой в руках, — подруга все также не смотрела на меня. Щеки у нее подозрительно порозовели и в общем вид был каким-то странным.

— И…?

— В понедельник иду на работу.

— Надеюсь, вы не поубиваете там друг друга? — мне вдруг стало до ужаса смешно. Я захихикала, забыв на мгновение про свои печали.

— Весело тебе? — Амалька недовольно покосилась на меня и вдруг тоже засмеялась.

Через минуту мы уже дружно хохотали, держась за животы и размазывая по щекам слезы.

Не знаю, что так пробрало подругу, но я смехом выплескивала свои обиды и горечь. Еще страх. Страх, что я понятия не имею, как правильно быть матерью и любить своего сына. Сына, который был чужим целых девять лет.

Отсмеявшись, встала и сославшись на усталость пошла к себе — включать умную голову и думать, как завещала моя мудрая подруга.

Глава 70

Пока я ползла по лестнице на второй этаж, думала, что сейчас доберусь до спальни, сяду в кресло возле окна, и в одиночестве и спустившихся на землю сумерках буду размышлять над своими проблемами.

Думать над тем, какими словами признаться Даньке, что он был прав — я и есть его потерянная мама.

Буду придумывать, как сказать это, чтобы его отец не предстал перед сыном в том неприглядном облике, в каком его видела я.

Наверное, Амаля права, призывая оценивать ситуацию объективно. Но что делать, если я не могу судить обо всем произошедшем иначе, как со своей колокольни?

А на этой колокольне яростно размахивает пиратским флагом моя обида и злость. Обида на Яниса, злость на его бывшую жену и на моего бывшего мужа.

И хотя умом понимаю, что Яниса из этой компании требуется вычеркнуть, но что-то внутри меня не дает этого сделать — чувства не имеют с разумом ничего общего.

Поэтому мне нужно подумать, как сказать Даньке, что я не уверена, что смогу жить с его отцом. Отцом моих уже почти двух детей.

В этом месте я начала тоненько поскуливать — как так, я мужика знаю без году неделя, а у меня от него почти двое детей?!

Чувствуя, что не в состоянии спать в общей кровати со Славиновым, добралась до той комнаты, где жила неделю после больницы. Вместо кресла упала на кровать, решив, что лежа думать даже приятнее.

Долго таращилась в темный потолок, переваривая Амалины бутерброды и копаясь в своих мыслях, да так и задремала, ничего не придумав.

Ну а потом думать уже не оказалось возможности — сонную меня подхватили мужские руки, прижали к широкой, вкусно пахнущей груди и над ухом прозвучало:

— Комнаты попутала, ежик.

— Славинов, положи, где взял! — вяло потребовала, хотя руки уже обнимали его шею, а нос уткнулся в широкое плечо. Самым страшным в моих недавних мыслях было как мне жить, если я все-таки надумаю разводиться с этим айсбергом.

Потому что он был прав, когда говорил, что я осталась с ним не по контракту, и не из-за ребенка. Да и не айсберг он никакой, это я давно поняла. Просто притворяется отлично.

Вот и страдаю теперь, что жизни без него я уже не представляю, но и так просто простить ему девять лет своих переживаний тоже не могу.

«Я подумаю об этом завтра» — напомнила сама себе знаменитую фразу и покрепче вцепилась в Славиновкую шею.

— Тшш, ежик. Придушишь меня.

— Заслужил, — мяукнула я и опять принялась всхлипывать. Все гормоны виноваты!

— Мир. Мирчонок мой, ну не реви! — заволновался Славинов и вдруг хвастливо заявил: — А мы с Данькой с твоей мамой познакомились!

— Что-о-о?! — ахнула я, мигом забыв про страдания. — Ты что, все рассказал ей про