новой промышленности по улавливанию, транспортировке и хранению газа, которая ежегодно должна обрабатывать объемы, в 1,3–2,4 раза превышающие текущий объем производства сырой нефти в США, — а для создания нефтедобывающей отрасли потребовались 160 лет и триллионы долларов.

Большая часть хранилищ углерода должна размещаться вдоль техасского побережья Мексиканского залива, а это потребует проложить около 110 000 километров новых трубопроводов для CO2, для чего нужна совершенно беспрецедентная скорость планирования, получения разрешений и прокладки такой разветвленной сети в обществе, известном своим сутяжничеством и протестами против строительства опасных объектов[572]. В то же время потребуются дополнительные средства на демонтаж существующей транспортной инфраструктуры нефтегазовой промышленности США. Учитывая богатый исторический опыт с перерасходом средств, любым оценкам затрат на ближайшие три десятилетия доверять нельзя даже в том, что касается порядка их величины.

Достижение полной декарбонизации к 2050 г. — очень скромная задача, если сравнивать ее с третьим сценарием, который распространяет цели «Нового зеленого курса» США (пакета законов, принятых американским конгрессом в 2019 г.) на 143 страны и описывает, как не меньше 80 % глобального производства энергии к 2030 г. будет декарбонизировано благодаря таким возобновляемым источникам, как ветер, вода и солнце (WWS). Это позволит снизить общую потребность в энергии на 57 %, затраты на 61 % и общественные затраты (здоровье и климат) на 91 %: «Таким образом, 100 % WWS требуют меньше энергии, обходятся дешевле и создают больше рабочих мест, чем нынешние источники энергии»[573]. Многие СМИ, знаменитости и популярные авторы повторяли, поддерживали и распространяли эти заявления — от Rolling Stone (что неудивительно) до The New Yorker и от Ноама Хомского (который теперь стал экспертом еще и в энергетике) до Джереми Рифкина, который верит, что без такого вмешательства наша основанная на ископаемом топливе цивилизация рухнет к 2028 г.[574].

Если это соответствует действительности, такие заявления и их восторженная поддержка вызывают очевидный вопрос: почему мы вообще должны беспокоиться из-за глобального потепления? Почему нас должна пугать мысль о скором уничтожении планеты и зачем нам присоединяться к экологическим активистам? Кто может быть против решений, одновременно дешевых и дающих почти мгновенный эффект, создающих огромное количество хорошо оплачиваемых рабочих мест и обеспечивающих беззаботное будущее для грядущих поколений? Давайте просто все вместе споем эти «зеленые» гимны, будем следовать всем предписаниям, и через 10 лет нас ждет новая всемирная нирвана — или, по крайней мере, к 2035 г., если процесс немного замедлится[575].

Увы, внимательное изучение этих волшебных рекомендаций не помогает найти объяснение, каким образом четыре материальных столпа современной цивилизации (цемент, сталь, пластик и аммиак) будут производиться исключительно с помощью электричества из возобновляемых источников. Не найдется там также убедительных объяснений, как к 2030 г. 80 % авиационного, морского и автомобильного транспорта (благодаря которым возможна современная глобализация) могут стать углеродно нейтральными; это просто голословные утверждения. Внимательный читатель вспомнит (см. главу 1), что в первые два десятилетия XXI в. беспрецедентное стремление Германии к декарбонизации (на основе энергии ветра и солнца) привело к тому, что доля электроэнергии из возобновляемых источников превысила 40 %, но доля ископаемого топлива в первичной энергии, потребляемой страной, уменьшилась с 84 лишь до 78 %.

Какие волшебные средства будут доступны африканским государствам, в которых ископаемое топливо обеспечивает 90 % первичной энергии, чтобы за 10 лет уменьшить эту зависимость до 20 %, одновременно сэкономив огромную сумму денег? И как Китай и Индия (обе страны все еще расширяют добычу угля и строят угольные электростанции) вдруг откажутся от использования угля? Но эти конкретные вопросы к опубликованному плану быстрых преобразований на самом деле не имеют смысла: зачем обсуждать подробности того, что в сущности является наукообразным эквивалентом научной фантастики? Авторы проекта начинают с произвольно установленных целей (нулевые выбросы к 2030 или 2050 гг.) и, ориентируясь на них, придумывают действия для достижения этих целей, почти или совсем не обращая внимания на реальные социально-экономические потребности и технические императивы.

Таким образом, реальность наступает с обеих сторон. Масштаб, стоимость и техническая инерция зависимых от углерода процессов делают невозможным избавление от них всего за несколько десятилетий. Как я подробно объяснял в главе об энергии, мы не можем так быстро разорвать эту зависимость, и любой реалистичный долгосрочный прогноз признает: даже при самом агрессивном сценарии декарбонизации, разработанном Международным энергетическим агентством, в 2040 г. ископаемое топливо будет удовлетворять 56 % глобального спроса на первичную энергию. Аналогичным образом гигантский масштаб и стоимость материалов и энергии не позволяют сделать прямое извлечение углекислого газа из воздуха основным элементом быстрой глобальной декарбонизации.

Но мы можем многое изменить, не притворяясь, что преследуем произвольные и нереалистичные цели: очевидно, что история не похожа на компьютеризированную научную модель, когда главные достижения приходятся на годы, заканчивающиеся на ноль или пятерку; она изобилует неоднородностями, откатами назад и непредсказуемыми провалами. Мы можем довольно быстро заменить уголь на газ для выработки электроэнергии (при условии производства и транспортировки без существенной утечки метана, он дает значительно меньше выбросов углекислого газа, чем уголь), а также увеличить производство солнечной и ветряной электроэнергии. Мы можем отказаться от внедорожников и ускорить массовое внедрение электромобилей, и у нас еще остается масса потерь при использовании энергии в строительстве, домашнем хозяйстве и промышленном производстве, которые можно с выгодой уменьшить или совсем устранить. Но нам не удастся мгновенно изменить курс сложной системы, состоящей из 10 миллиардов тонн ископаемого топлива и преобразующей энергию порядка 17 тераватт просто потому, что кто-то решил, что кривая глобального потребления должна внезапно изменить направление, и вместо роста, продолжавшегося не одно столетие, мы увидим устойчивый и довольно быстрый спад.

Модели, сомнения и реалии

Почему некоторые ученые продолжают рисовать графики произвольной формы, ведущие к почти немедленной декарбонизации? И почему другие обещают быстрое появление супертехнологий, которые обеспечат высокий уровень жизни всего человечества? И почему эти благие пожелания люди так часто принимают за надежные прогнозы и с готовностью верят им, не пытаясь оспорить сделанные допущения? Более подробно я остановлюсь на этом в последней главе, а пока хочу предложить несколько наблюдений, связанных с модной сегодня озабоченностью изменениями окружающей среды.

De omnibus dubitandum (все подвергай сомнению) — это не просто цитата из Декарта, а сама основа научного метода. Вспомните, что я начал эту главу с перечисления девяти планетарных ограничений, нарушение которых будет угрожать благополучию нашей биосферы? Было бы разумно сделать вывод о необходимости держаться в безопасных границах, поскольку они определяют самые главные, вечные, связанные с самим нашим существованием факторы. Тем не менее 40 лет назад этот список был бы другим. На первом месте, скорее всего,