href="ch2-583.xhtml#id128" class="a">[583] Совершенно очевидно, что даже очень точный прогноз общей смертности от COVID-19 за конкретный период не позволяет дать конкретных рекомендаций для выработки наиболее эффективного ответа на государственном уровне.

Точно так же экономическое развитие Китая (и Индии) после 1980 г. изменило реалии любой реакции на растущие выбросы примесных газов. В 1980 г., через четыре года после смерти Мао Цзэдуна, ВВП на душу населения в Китае был в четыре раза меньше, чем в Нигерии. В стране не было частных легковых автомобилей, только верхушка партийных лидеров, живущих в закрытом квартале Чжуннаньхай (бывший императорский сад внутри Запретного города, где теперь находится штаб-квартира Коммунистической партии), имели кондиционеры, а доля Китая в глобальных выбросах CO2 не превышала 10 %[584].

В 2019 г. Китай стал крупнейшей экономикой мира в терминах покупательной способности; ВВП на душу населения в пять раз превысил нигерийский; страна производила больше всего автомобилей, а у половины городского населения было по два оконных кондиционера; длина скоростных железных дорог превысила длину железнодорожных путей всей Европы; около 150 миллионов граждан ездили за границу. Доля Китая в эмиссии CO2 вследствие сжигания ископаемого топлива достигла 30 %. Общая доля США и 28 стран Европы в эмиссии CO2, наоборот, снизилась с 60 % в 1980 г. до 23 % в 2019 г. и вряд ли вырастет вновь (из-за медленных темпов экономического роста, старения и уменьшения численности населения, масштабного вывода промышленного производства в Азию).

Заглядывая вперед, можно сделать вывод, что наиболее эффективным способом добиться существенных перемен будет модернизация азиатских экономик: если исключить такие страны с высокими доходами и медленно растущей или даже сокращающейся численностью населения, как Япония, Южная Корея и Тайвань, на континент приходится половина выбросов парниковых газов. Развитие африканских стран, расположенных южнее Сахары, не будет таким быстрым, но их население, составляющее почти 1,1 миллиарда человек, за следующие 30 лет почти удвоится, и в этом регионе будет жить на 50 % больше людей, чем в Китае (которому хотят подражать все бедные страны). Оценка будущей потребности континента в электричестве указывает на сохранение высокой доли углеводородов — ископаемое топливо останется доминирующим в выработке электроэнергии, а доля возобновляемых источников (за исключением гидроэлектростанций) в 2030 г. не превысит 10 %[585].

Неравномерное развитие стран — не единственная неопределенность, влияющая на скорость и последствия глобального потепления. Недавняя хорошая новость состоит в том, что леса поглощают углерод (то есть запасают больше, чем выделяют) интенсивнее, чем мы думали: с 1990 по 2004 г. они связывали ежегодно около 2,4 миллиарда тонн углерода, а спутниковые снимки в период с 2000 по 2017 г. показывают, что треть покрытой растительностью площади планеты зеленела (указывает на значительное увеличение среднегодовой площади зеленых листьев, что означает большее количество поглощенного и сохраненного углерода) и только 5 % была коричневой (указывает на существенную потерю листьев)[586]. Этот эффект был особенно заметен в зоне интенсивного земледелия в Китае и Индии, а в Китае также в лесах, площадь которых в последнее время увеличивается.

Не слишком утешительная новость (естественно, без нее никак…) состоит в том, что с 1900 по 2015 г. биосфера потеряла 14 % деревьев как из-за вырубки, так и, что не менее важно, из-за гибели деревьев, масштабы которой удвоились за этот период, причем больше всего гибнет старых (и более высоких) деревьев. Леса во всем мире становятся моложе и ниже и уже не способны запасать такое же количество углерода, как раньше[587]. Ускоренные темпы роста, похоже, уменьшают площадь листвы у всех видов, независимо от климата, и поэтому рост поглощения углерода лесами может быть временным[588]. А сколько раз вы слышали, что от повышения уровня океана в результате глобального потепления первыми пострадают страны, расположенные на побережье и на островах, особенно в Тихом океане?[589] Но недавний анализ изменения береговой линии 101 острова государства Тувалу (расположенного на атоллах к северу от Фиджи и к востоку от Соломоновых островов) показал, что за четыре десятилетия их площадь увеличилась на 3 %[590]. Еще одно подтверждение необходимости избегать предвзятых и поспешных обобщений.

На развитие обществ влияет непредсказуемость человеческого поведения, внезапные сдвиги долгих исторических траекторий, образование и распад государств, и все это сопровождается нашей способностью сознательно совершать значительные изменения. Эти реалии воздействуют на необыкновенно сложные (и не всегда понятные) биосферные процессы. И поскольку часто они вызывают неоднозначные естественные реакции — например, леса могут как поглощать, так и выделять углекислый газ, — мы не можем сказать, в какой ситуации (с точки зрения потребления ископаемого топлива, темпов декарбонизации, последствий для экологии) окажемся в 2030 или 2050 гг.

Но наибольшие сомнения вызывает наша коллективная — в данном случае мировая — решимость эффективно разобраться по крайней мере с некоторыми основными проблемами. Решения, корректировки, адаптация — все это реально. Богатые страны могут существенно снизить потребление энергии в расчете на одного человека, не снижая при этом качества жизни. Широкое распространение простых технических решений, от тройных стеклопакетов для окон до разработки автомобилей с большим сроком службы, в сумме даст ощутимый эффект. Сокращение пищевых отходов в два раза и изменение в структуре потребляемого мяса позволит уменьшить выбросы углекислого газа, не жертвуя качеством питания. Примечательно, что эти меры или отсутствуют, или упоминаются в конце списка в типичных декларациях грядущей низкоуглеродной «революции», которые основаны на еще не существующих средствах масштабного хранения энергии или на обещаниях не менее масштабного улавливания углерода и хранения его под землей. В этих преувеличенных ожиданиях нет ничего нового.

В 1991 г. известный защитник окружающей среды писал об «уменьшении глобального потепления ради удовольствия и прибыли»[591]. Если бы это обещание имело хотя бы отдаленное отношение к реальности, то три десятилетия спустя мы бы не столкнулись с растущими страданиями современных активистов, предсказывающих катастрофу потепления. Точно так же сегодня нам обещают еще более удивительные «революционные» инновации и «решения» на основе искусственного интеллекта. В реальности любые достаточно эффективные меры будут приземленными, постепенными и затратными. На протяжении тысячелетий мы меняли окружающую среду, причем все более быстрыми темпами, извлекая огромную пользу из этих изменений, но неизбежно нанося ущерб биосфере. У нас есть способы смягчить последствия своей деятельности, но не хватает решимости применить их в требуемом масштабе, и, если мы начнем эффективно внедрять их (теперь уже во всем мире), это обойдется нам достаточно дорого как в экономическом, так и в социальном плане. Как мы будем действовать: сознательно и с расчетом на будущее или под влиянием ухудшающих условий жизни? Или вообще окажемся неспособными к осмысленным действиям?