Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, – рассеянно глядя на подиум, где танцевала Веста, вздохнул Гуров. – В девяностые было все намного проще – вот тебе братки с пистолетами, и их нужно ловить. А сегодня все бандюки, пользуясь высокими технологиями, проворачивают свои темные делишки через интернет. И попробуй докажи, где у них заканчивается легальный бизнес и где начинается криминал. Нет, раньше проще было.
– Это, Лев Иванович, музыка во всем виновата, – предположил Крячко.
– В чем виновата? – не понял Гуров.
– В ностальгических твоих мыслях виновата, – пояснил Станислав. – Обстановка в этом клубе очень уж о тех днях напоминает, не находишь?
Лев Иванович огляделся и, соглашаясь с напарником, кивнул.
– Так что вам Кисет сказал-то? – нетерпеливым голосом спросил Дмитрий, переводя взгляд с Крячко на Гурова и обратно. – Что-то вы ничего не рассказываете.
– А чего тут рассказывать, – усмехнулся Лев Иванович. – Посидели, поговорили. Кисет клянется, что его люди тут не при делах. Советует покопаться в прошлом Татьяны.
– Совет дельный, если учитывать, что он рассказал нам, – добавил Крячко. – Это у тебя что в стакане? – спросил он у Дмитрия.
– Минералка, – ответил лейтенант. – Бесплатно, за счет заведения. Так что он, Кисет, все-таки рассказал, что навело вас на мысль покопаться в прошлом Вершининой?
– А вот пусть тебе Лев Иванович расскажет, а я пойду тоже себе стаканчик минералочки закажу, а заодно спрошу, где у них тут комнаты деликатные. – Крячко встал и направился к освещенной разноцветными огнями барной стойке.
– По словам Чернова, перед тем как пропасть с горизонтов его людей, бдительно присматривающих за эскортницами, Татьяна сопровождала какого-то клиента на деловую встречу. Кто сей клиент и где была встреча, он говорить отказывается. Но со слов бизнесмена, Чернов поведал о странном поведении Лиссы-Татьяны, перед тем как она сбежала. Поначалу все шло прекрасно, но в какой-то момент она, по всей видимости, кого-то увидела среди посетителей ресторана и заволновалась. Стала невнимательной, рассеянной, все время куда-то смотрела, оглядывалась. А потом отпросилась в дамскую комнату и сбежала.
– И правда, странно, – согласился Семашко. – Похоже, что она действительно кого-то испугалась и решила спрятаться. Татьяна, я так думаю, и не собиралась по-настоящему лечиться в клинике. Она ведь сразу, как только поняла, что Ян в нее втюрился, стала просить его, чтобы он доставал и приносил ей наркотики. Интересно, а почему, собственно, его в этой клинике никто не проверял, что он приносит с собой?
Гуров пожал плечами.
– Я так понял по рассказу Вершинина, что заведение, куда он определил на лечение Татьяну, было частное. Тем более что она легла туда по своему желанию. Никто и думать не думал, что дело так повернется – и добровольно легшая в лечебное заведение пациентка будет втихую что-то себе колоть или нюхать. Организм у девушки крепкий, здоровый, и если не перегибать с дозировкой, то принимать наркотики без особого ущерба здоровью можно очень долгое время. И прятать следы от уколов от врачей и медсестер тоже можно запросто. Татьяна, судя по всему, была неглупой женщиной.
– Если это так, – начал рассуждать Семашко, – то время, когда она стала утрачивать контроль над собой, принимая наркотики без меры, можно связать с тем, что тот, кого она боялась, – нашел ее. Татьяна растерялась, испугалась и, не зная, что ей предпринять, пустилась во все тяжкие.
– Может, оно и так, – задумчиво пробормотал Лев Иванович. – Но все это пока что только догадки. А нам нужна истина.
– А выяснить мы ее сможем только тогда, – за столик сел Крячко с бутылкой минеральной воды «Боржоми», – когда переговорим со всеми, кто общался с Татьяной незадолго до ее смерти.
– Так с ней многие, наверное, общались, – предположил Дмитрий. – Татьяна Вершинина была популярной личностью. Кстати, я вот что вспомнил, – Семашко вдруг оживился, – когда я читал распечатку с телефона Вершининой, в которой перечисляются номера телефонов, с которых звонили на ее мобильник в течение последнего месяца, включая и день перед ее смертью, то я обратил внимание на один номер явно не московского оператора. Звонок с этого номера телефона в день убийства был один – входящий. Звонили, если я не ошибаюсь, в семнадцать двадцать пять. Но отвечать она на звонок не стала. Тогда я просмотрел звонки с этого номера телефона в предыдущие дни. В течение месяца с него ей звонили, наверное, раз десять-двенадцать. Точно не считал. Но ответила она на эти звонки только один раз. В пометке сказано, что оператор этого номера находится в Рязанской области.
– Может, кто-то из родственников звонил? – пожал плечами Гуров. – Есть же у нее родители, в конце концов. И сама она родом с рязанских краев.
– Наверняка есть. Но вот почему она с ними не хотела общаться – вот вопрос. Если были какие-то семейные проблемы, то, может быть, ниточка к ним и тянется? – Семашко вопросительно посмотрел на Крячко и Гурова. – И еще вопрос: куда же все-таки девался телефон Вершининой? Его ведь никто так и не нашел.
– Да, – задумчиво протянул Крячко. – Вопросы, вопросы, вопросы…
Музыка умолкла, и девушка стала спускаться с подиума в зал. Была она уже без своей прозрачной накидки, но хотя бы частично одетая.
– По-моему, Веста уже закончила свое выступление, – заметил Лев Иванович. – Давай-ка, Станислав, пересядем, чтобы не смущать девушку. Пусть Дмитрий с ней один на один побеседует.
– Ага, смутишь ее, как же! – усмехнулся лейтенант. – У Весты язычок такой, что опасная бритва позавидует.
Но Гуров и Крячко все же перешли за другой столик. Зал был больше чем наполовину пустой. Девушки-официантки, на которых из одежды были только переднички, расписанные в стиле «гжель», и маленькие кокошники, стояли у барной стойки и щебетали с барменом, не забывая поглядывать и в зал. К ним подошел Шатен и что-то сказал. Одна из девушек, высокая блондинка, кивнула, сделала книксен и направилась к столику оперативников.
– Вам что-нибудь принести? – с улыбкой спросила она полковников. – Заказ за счет заведения. Вот, возьмите, пожалуйста, меню, а я через минутку к вам подойду.
Девица снова сделала книксен и как бы ненароком приподняла края своего фартука, потом развернулась и, сверкая в полутьме белыми пятнами ягодиц, направилась к барной стойке. За ее действиями наблюдали и бармен, и оставшиеся возле стойки девушки, с лица которых, словно приклеенные, не сходили улыбки. Подошедшая к ним девица что-то им тихо сказала, и все прыснули со смеху, но Шатен цыкнул на них, и они тут же сделались серьезными, если не сказать испуганными.
– Может, чего-нибудь пожуем? – Гуров открыл меню и стал читать: «Закуски – кулебяка с судаком, икра белужья, капуста квашеная с брусникой и яблоками, салат «Русский» с сельдью, паштет из гусиной печени с яйцами пашот»…
– Лев Иванович, не надо измываться. Есть-то – хочется! – простонал Крячко.
– Так я же и предлагаю поесть. Только не за счет заведения. Заплатим, как положено.
– Ладно, давай закажем кулебяку и чай. Ценник у них наверняка под потолок.
– Да нет, нормальные цены, как и везде по Москве.
– А ты много где бывал? – с ехидством спросил Крячко.
– Нет, я мало где бывал. Это у меня жене на всяких корпоративах и днях рождения – юбилеях, нередко в ресторанах отмечаемых, случается бывать. Она меня давно куда-нибудь поужинать зовет, но сам ведь знаешь, с нашей работой…
К ним подошла все та же официантка-блондиночка, и Гуров заказал ей кулебяки с судаком и чай.
– Водочки-селедочки не желаете? – с ехидством спросила девица.
– Желаем отшлепать тебя, да так, чтобы отбить всякую охоту в этаком заведении работать. Брысь отсюда! – не выдержав наглости девицы, цыкнул на нее Гуров.
– Смотри, а то Шатену пожалуемся на тебя за приставания, – шутливо пригрозил Крячко.
– Фи, подумаешь, – фыркнула официантка. – Я ведь вежливо вас спросила.
Она ушла, а Гуров, задумчиво глядя ей вслед, сказал Крячко:
– Слушай, я вот о чем подумал. Надо бы нам с тобой завтра уточнить, по какому адресу Татьяна Вершинина, или как там ее девичья фамилия – Караваева, в этом своем Михайлове была зарегистрирована. Предыдущее следствие не стало заморачиваться такой, с ее точки зрения, мелочью. Узнали город, из которого она в столицу прибыла, на том и успокоились. Надо бы связаться с ее родственниками. Как я понял, хоронить ее из родного