— Может, там внутри не слышно?

— Слышно. Такой стук и мёртвого разбудит.

Увы, наши потуги успехом не венчались. Вволю настучавшись, мы бросили это бесполезное занятие, поднялись наверх и пошли экспериментировать с ВШ (вентиляционными шахтами).

Над бомбоубежищем была ровная площадка, примерно на метр поднятая над окружающим пространством — никакой маскировки, можно с «воздуха» определить, где тут бункер. По углам площадки торчали четыре ВШ, стилизованные под «грибки».

На ближнем к беседке «грибке» была сломана решетка, а внутри, опять же, виднелись следы от пуль.

— Какие упорные дебилы, — не то похвалил, не то удивился Иван. — Это они, типа, за кровь отомстить хотели? Дебилы…

Непонятно, чего они тут хотели добиться: отверстие небольшое, взрослый не пролезет — может, пытались туда скинуть какую-нибудь ядовитую дрянь?

Иван засунул голову в отверстие шахты и принялся орать:

— Эй, там, есть живые?! Воробей, ты там, нет?! Отзовись, ты нам нужен!

Все прочие в это время опасливо озирались по сторонам. Хоть Иван и орал внутрь шахты, всё равно получалось громко. Эхо раскатисто отдавалось по всей округе, шарахаясь от мёртвых корпусов больницы и спугивая стаи ворон, а между тем вполне может быть так, что где-то поблизости бродили злыдни с автоматами и наша активность могла привлечь их внимание.

Из разбитого окна выглянула Нинель, спросила, чего кричим. Я в двух словах объяснил свою теорию: гермодверь заперта изнутри, есть мнение, что там кто-то есть. Иван прекратил орать и высказал предположение, что при штурме больницы в бункере заперлись тяжелораненые, но теперь они умерли и мы напрасно тратим время.

— Давайте я покричу, — предложила Нинель.

— Думаешь, у тебя лучше получится? — усмехнулся Иван.

— Если Воробей там, он узнает мой голос. А кому попало не откроет, он хитрый.

— А кто, вообще, сказал, что Воробей там? — усомнился я.

— Никто. Но попробовать стоит…

Нинель присоединилась к нам и принялась взывать к безымянным обитателям бомбоубежища. У неё получалось гораздо пронзительнее и звонче, чем у Ивана, так что у гипотетических супостатов шансы услышать нас возросли на порядок.

Впрочем, долго кричать не пришлось: вскоре из беседки выплыла невзрачная фигура в накинутом на плечи больничном одеяле и пьяно обрадовалась:

— Нинну-уууля!

— Воробей! — обрадованно резюмировал Иван. — Ну всё, живём.

* * *

Нинель недолго тискала и тормошила нашу «счастливую находку» — я даже взревновать не успел — у нас было срочное дело, следовало торопиться.

В течение следующей пары минут удалось выяснить, что Воробей в бункере не один, а с компанией, состоящей из двух медсестёр (это понятно), главного редактора местной газеты и директора мясокомбината. А вот эти последние откуда тут взялись? Как они попали в бомбоубежище больницы?!

Впрочем, спрашивать что-либо по существу было бесполезно, ибо вся компания, включая хирурга, была вдрызг пьяна. В отсутствие каких-либо внятных объяснений осмелюсь предположить, что последние двое либо пришли в гости к дежурившему по отделению Воробьёву, либо лежали в отделении.

Нинель взялась выводить Воробьёва из транса: у нашей бравой врачихи слово с делом не расходится, так что она в компании с двумя другими дамами буквально возила его лицом по снегу, невзирая на возмущение и протесты.

Мы с мужиками спустились в бомбоубежище и провели ревизию. Дизель стоял на месте и работал, а вот бункерный НЗ (неприкосновенный запас) по плану ГО почти весь был уничтожен компанией хирурга, осталось полтора десятка банок тушенки и несколько упаковок сухарей. Спирта, однако, компании хватило бы ещё дня на три как минимум, Воробьёв оказался чрезвычайно запасливым типом.

Несколько протрезвевший Воробьёв осмотрел Катю, подтвердил первичный диагноз Нинели и сказал, что нужно оперировать.

Я усомнился было, что в таком состоянии он может кого-то оперировать, но Нинель была уверена в способностях своего бывшего.

— Он хоть и алкаш, но хирург от бога, — заявила она, не стесняясь присутствия объекта обсуждения. — Сделает всё в лучшем виде. Давай диктуй список, да будем уже готовиться. Надо спешить.

Воробьёв на удивление твёрдо и практически без запинки продиктовал длинный список медикаментов и принадлежностей, потребных для операции. Нинель всё тщательно записала, заставила нас с Иваном прочесть список вслух и на обратной стороне листка размашисто начертала: «Ира, дай всё это! Потом рассчитаемся, Катьке нужна срочная операция».

— Пойдёте на Ленинградскую, к Ирке Бабаян.

— Ещё та стерва, — без энтузиазма заметил Иван.

— Да, она, объективно, жадная сука, но у нас отличные отношения, так что должна всё дать. Если не даст…

— Я её пристрелю, — вполне обыденно закончил Иван.

— Да даст, куда денется! В общем, давайте, одна нога здесь, другая там.

После этого мы быстро разбились по группам применения: наши здоровяки пошли вытаскивать дизель из бункера (оказалось, что не хватает провода), женщины под руководством Нинели отправились готовить операционную, а все прочие ненужные убыли в аптеку, которая находилась где-то рядом, в десяти минутах ходьбы.

В список ненужных, как нетрудно сосчитать, попали Иван, Денис, Шаляпин и ваш покорный слуга. Впрочем, Шаляпина никто не приглашал, он вновь увязался за мной, по собственной инициативе. Привык ко мне, наверное, уже считает полноценным членом стаи. Хотя вполне может быть так, что я просто излишне концентрируюсь на себе любимом, и не учитываю других очевидных факторов. Например к Ивану и Денису Шаляпин относился именно как к членам стаи, что неудивительно, учитывая их давнее знакомство и длительный опыт общения.

* * *

Я спросил Ивана, откуда уверенность в том, что аптека на месте и её ещё не разграбили.

— Так это же «армянский дом», — усмехнулся Иван. — Эти сами кого хочешь ограбят.

— В смысле — «армянский дом»?

— А, ты ж не местный… В общем, это частная аптека, — объяснил Иван. — И по факту частный дом.

— «По факту»?

— Двухэтажный дом на восемь квартир, «первая застройка», для руководства. Обычная квартира на первом этаже, оборудована под аптеку, хозяйка рядом живёт. А во всех остальных квартирах дома живут её армянские родственники. Папа у неё зам мэра по строительству, вот так «по-семейному» заселил. Осталось землю отчудить… Отчуждить… Тьфу ты, язык сломаешь — короче, отнять у города. В общем, считай, что частное владение. Так что за аптекой есть кому присмотреть, если что, весь дом грудью встанет.

По дороге в аптеку Иван, образно выражаясь, не опускал руку.

Во всех домах была организована «дежурная служба», или «комитет обороны», это уж кому как больше нравится. И все «дежурные», глазеющие в окно, энергично приветствовали Ивана, так что ему приходилось махать в ответ. Понятное дело: ветеран-герой, инвалид, наверное, со всех сторон правильный парень.