– Я не боялась, – заверила я его. – Но понимаешь… Как трудно объяснить… Я люблю это дитя, хотя еще не видела его лица и не знаю имени.

Он покачал головой:

– Ты права, такое объяснить невозможно. Внятно, во всяком случае.

С понурым видом Олимпий забрал свое снадобье и удалился. Еще не наступил рассвет, и к тому времени, когда вошла Ирас и приветливо произнесла:

– Доброе утро! – вся история уже казалась мне сном.

Может быть, это Цезарь приходил ко мне и внушил: «Я не допущу, чтобы ты защищала меня, жертвуя собой».

Впрочем, с тем же успехом ко мне мог воззвать и будущий ребенок, и мой здравый смысл. Кто именно, так и осталось тай-ной.

Я просто лежала в постели, ощущая слабость. Ирас щебетала, болтала о погоде: гадала, достаточно ли тепло, чтобы накрыть стол на террасе.

– Ирас, – наконец сказала я. – Я чувствую себя усталой. Пожалуй, мне нужно отдохнуть подольше.

С этими словами я натянула одеяло на голову и отгородилась от света.

Шли дни, и я все более убеждалась, что поступила правильно. «Уже завтра останутся лишь воспоминания», – сулил мне Олимпий. Если бы я послушалась, все действительно отошло бы в прошлое. Но теперь я жила мыслями о будущем.

Поступали новости из внешнего мира. Антоний добрался до Тира, переправился на Родос, а оттуда в Эфес – парфяне были остановлены восточнее этого города. Все остальное они удержали, включая Тарс, место недавней нашей встречи. Интересно, как они обошлись с новым гимнасием – этим символом греческого образа жизни?

Да, странными вопросами способен задаваться человек, когда у него хватает и более серьезных забот.

Из Эфеса Антоний поплыл в Афины, где планировал собрать легионы из Македонии, но они были заняты отражением натиска с севера. Стало очевидно, что он может задействовать лишь легионы из далекой Галлии. На переброску потребуются месяцы.

В Афинах Антония ждали командир его войск Мунаций Планк и жена Фульвия. Я попыталась представить себе их встречу, но у меня не получилось – наверное, потому что я не хотела видеть этого. Но от информаторов Мардиана пришло длинное письмо, и он спешно принес его мне.

– Вот, вот новости из Афин! – сообщил он, протягивая свиток. – Можешь быть уверена в авторе: учился вместе со мной в дворцовой школе и рассказчик отличный.

Я взяла письмо без особой уверенности в том, что хочу знать эти новости.

Дорогой мой друг Мардиан… привет…

Скользнув взглядом по личной части письма, я перешла к основному содержанию.

Прибытие триумвира Антония здесь нас всех расшевелило, потому как мир ждет, что же он предпримет. Как нам стало известно, Антоний только сейчас узнал, что его товарищ по триумвирату Октавиан после столь своевременной кончины командира галльских легионов Калена не преминул прибрать эти войска к рукам. Таким образом, Антоний лишился разом одиннадцати легионов, причем парфяне к ним руки не приложили. Кроме того, военачальник Планк и Фульвия сильно разочарованы: они явно ожидали награды за свои труды, а Антоний (по слухам) не только не похвалил их, но и обвинил во всех бедах.

– Но ведь во всех его бедах виноват Октавиан! – произнесла я вслух, оторвавшись на миг от письма. Мардиан лишь поднял брови.

Секст направил к Антонию послов, в том числе и своего тестя, с предложением союза, чтобы вести переговоры о союзе. Недавно приехала и мать Антония, которая после недавних стычек нашла убежище у младшего Помпея, что вызвало в Италии много шума.

Антоний, однако, от предложенного союза отказался, а вместо того направился в Италию. Говорят, у него состоялся крупный разговор с женой, пытавшейся укорять его за скандальную связь с твоей государыней Клеопатрой. (Должен заметить, Мардиан, что тема эта и впрямь скандальная, ее обсуждали всю зиму! Мы слышали рассказы о гулянках, не прекращавшихся ни днем ни ночью, о том, как жарили на вертелах по двенадцать быков зараз, о пьяных оргиях, о каком-то «Сообществе оргий»… Судя по всему, обязанности у тебя, Мардиан, весьма интересные! Уже жалею, что не остался в Александрии и не сделал карьеру при дворе. Это наверняка выгоднее и веселее, чем моя нынешняя должность библиотекаря.)

Я почувствовала, как напрягается мое лицо: оказывается, обо всем, что мы тут делали, судачили и толковали досужие сплетники. И это я, я давала им почву для сплетен! Подумать только – «Сообщество оргий»!..

По пути Фульвия заболела, и нетерпеливый Антоний оставил ее в Сикионе, а сам продолжил путь с Планком. Они отплыли на запад. Это все, что нам на сегодняшний день известно. Проблема, однако, заключается в том, что море между нашими краями и Италией контролирует мятежный военачальник – убежденный республиканец Домиций Агенобарб, и Антоний плывет прямо ему в пасть.

Я опустила письмо. Рассказ об Антонии завершился, оставшаяся часть послания меня не касалась.

– Спасибо, – сказала я Мардиану. – Это гораздо более познавательно, чем официальная переписка.

Я помолчала и добавила:

– Значит, обо мне вовсю ходят сплетни.

– Как всегда, – отозвался мой друг, пожав плечами. – Так было даже во времена нашего детского «общества», помнишь, когда мы удрали из города? – Он рассмеялся. – Скандалы и сплетни вечно сопутствуют незаурядной личности. Если ты не такая, как большинство, и делаешь не то, чего от тебя ждут, ты даешь пищу для пересудов.

– Возможно, ты льстишь мне, но я не стану возражать, – заявила я.

При этом я подумала, что очень скоро, когда мое положение станет очевидным, у словоохотливых афинян появится новая тема для разговоров. Будет о чем чесать языками следующей зимой.

Однако после ухода Мардиана веселость моя пропала, ибо дела Антония складывались весьма неудачно. Значительную часть его восточных владений отвоевали парфяне, а Октавиан путем махинаций прибрал к рукам его легионы.

Египту тоже следовало позаботиться о безопасности на тот случай, если, раззадоренные успехом, парфяне обратят взоры в нашем направлении. Правда, благодаря хорошему урожаю у нас имелись средства, позволяющие хорошо вооружиться, да и мой новый флот почти готов. Мы удивим того, кто сочтет нас легкой добычей.

За окнами дворца безмятежно поблескивала на солнце гладь гавани, но эта летняя безмятежность обманчива. Всюду происходили события, мир пребывал в движении: корабли плавали, армии маршировали, из города в город галопом мчались гонцы. До шторма еще оставалось время, но он вызревал и набирал силу.

Наконец пришло письмо от самого Антония. Оно было отправлено из Афин до его отъезда, и содержавшиеся в нем фактические сведения уже устарели.

Где он сейчас? Что произошло с тех пор?

Душа моя!

С тех пор как мы расстались,