Первый огненный столб от восьмидесятивосьмимиллиметрового снаряда отбросил его в придорожную канаву, тяжелая бобина упала на него, ударив по почкам. Взрыв! Уокер лежал впереди, и, вытянув левую руку с проводом, обмотавшимся вокруг запястья, он мог дотянуться до Уокеровой подошвы.

— Не останавливаться! — послышалась команда.

Затем вырос другой столб трепещущего пламени и раздался грохот, но ботинок Уокера не двинулся, и Прентис тоже остался на месте.

— Вперед. Не останавливаться!

Взрыв! На сей раз Прентис почувствовал, как что-то звякнуло о каску, застучало по спине. С другой стороны дороги донесся дрожащий, чуть ли не извиняющийся голос:

— Санитар? Санитар?

— Где? Где ты?

— Здесь… он здесь…

— Не останавливаться…

Ботинок Уокера дернулся, Прентис тоже выбрался на дорогу и помчался вперед, винтовка в одной руке, бобина в другой. При следующей вспышке Уокер и он вовремя нырнули в канаву — взрыв! — тут же вскочили и побежали дальше. Теперь бежали все.

Через дорогу раздался пронзительный новый вопль:

— А-а-а! Кровь хлещет, хлещет, хлещет!

— Спокойно!

— Заткните ублюдка!

— Хлещет! Хлещет!

— Ты где? Где ты?

— Не останавливаться! Вперед!..

Спина Уокера скрылась во тьме, кажется, свернула направо. Потом вроде еще направо, назад, но Прентис не был уверен. Он стоял посреди дороги, крутя головой, пока не увидел ее снова впереди. Но та ли это спина? Не слишком ли узкая и короткая? Очередная дрожащая вспышка, и спина упала на землю, Прентис — рядом, схватил человека за плечо.

— Уокер? — спросил после того, как прогремел взрыв.

— Ошибся, парень.

Он опять вскочил и побежал. «Уокер?.. Уокер?..» Проволочная петля, как раскаленная, жгла руку. Он замедлил бег, поравнявшись с кем-то невысоким, похожим на Сэма Рэнда, но, судя по властному тону его команды: «Не останавливаться!» — это был кто-то из офицеров. С нелепой вежливостью Прентис спросил его:

— Прошу прощения, сэр, не скажете ли, где люди, которые тянут провод?

И офицер, тоже, видимо, не в себе, ответил с той же нелепой вежливостью:

— Ничем не могу помочь, боец, извини, не знаю. Не останавливаться!..

Прентис обогнал его и побежал через дорогу. На середине услышал новый вибрирующий свист и бросился, как бейсболист на базу, на другую сторону, и вовремя — взрыв! Рядом в канаве лежал ничком солдат.

— Эй, парень! Не видел людей с проводами?

Ответа не последовало.

— Эй!..

Молчание; то ли мертв, то ли до смерти испуган. Прентис вскочил и снова побежал и, только порядочно отбежав, подумал: может, он был ранен? Господи, наверно, надо было пощупать у него пульс? Или позвать санитара?

Он бежал и бежал, бросаясь лицом на дорогу при свисте снарядов, а иногда и не обращая на них внимания, чувствуя себя отчаянно храбрым, потому что продолжал бежать, а все остальные падали наземь.

Дорога кончилась, и он бежал вместе с толпой вниз по мокрому, скользкому склону. Снаряды продолжали падать, но уже, как казалось, в основном позади: он вбежал на некое подобие деревянных сходен — обычную доску над полосой воды, круто уходившую вниз и трясущуюся под множеством ног. «Легче, парни! Легче!» — повторял кто-то. Потом доска кончилась, и внезапно ледяная вода как клещами стиснула ноги выше колен. Впереди кто-то упал с громким плеском, двое остановились, помогли ему подняться.

Потом неожиданная грязь противоположного берега, поднимающегося под ногами; он снова был на суше, но впереди смутно вырисовывалось что-то высокое и прямое, темнее, чем небо: подпорная стена, каменная или бетонная. Послышалась команда: «Лестницы… Лестницы!..»; он пошарил перед собой и нащупал скользкие деревянные перекладины веревочной лестницы. Забросил винтовку на спину, просунул другую руку в отверстие бобины с проводом и начал карабкаться наверх; по сторонам от него угадывались другие лестницы с карабкающимися по ним людьми. Перекладины закончились недалеко от верха стены, и какое-то мгновение он неистово махал руками, не зная, за что ухватиться, пока его не вытащили наверх. «Спасибо!» — сказал он, перекинув одну ногу через стену, и человек, помогший ему, побежал дальше. Он обернулся, протянул руку, помог выбраться тому, кто следовал за ним, и в свою очередь услышал: «Спасибо!»

По всей длине набережной слышались возбужденные, задыхающиеся голоса:

— Туда… Куда-куда?.. Куда теперь, черт подери?..

Они оказались на вспаханном поле: неровная, в бороздах земля под ногами была как тесто. Прентис снова побежал, ориентируясь на голоса в темноте, а над головой летели снаряды, разрываясь далеко позади, за каналом. И здесь, на поле, где-то рядом за спиной справа он услышал голос Сэма Рэнда:

— Прентис? Это ты?

— Сэм! Господи, ты где?..

— Где ты, черт, был?

— Это я где был?! Боже, да я везде искал тебя. Где Уокер?

— Ори потише. Все впереди; я задержался, чтобы найти тебя. Провод с тобой?

— Конечно со мной. Ты что, думаешь, я…

— Тяни его. И постарайся на сей раз не отставать. Пошли.

Испытывая горькое чувство обиды, он плелся за Рэндом, решив в сердцах, что не примет никаких замечаний от Финна. «Проклятье, я не отставал, — повторял он про себя слова, которые скажет Финну. — Перешел треклятый канал раньше, чем вы, ребята…»

Выговор последовал через полчаса, перед самым рассветом; они закончили тянуть провод и в ожидании, когда их отпустят, позволив вернуться во взвод, прятались за стеной в деревне, лежавшей за распаханным полем.

— Прентис, Финн хочет видеть тебя, — сказал Уокер голосом праведника, и Прентис направился к Финну, сидевшему привалившись спиной к стене.

— Прентис, что произошло на том берегу?

— Я потерял из виду Уокера во время обстрела, только и всего.

— Какого черта! Не можешь не отставать?

— Не отставать? — Он понимал, что если промямлит что-нибудь вроде: «Виноват», то убережется от еще больших неприятностей, но уже не мог остановиться. — Финн, вопрос не в том, что я якобы отстал. Господи, да я переправился через канал тогда же, когда и вы, — может, даже раньше. Слушайте, Финн, если охота придираться к кому-то — это другое дело, но только не говорите, что я…

— Я ни к кому не придираюсь, боец.

— Ну хорошо. Тогда не говорите, что я не могу быть наравне со всеми, всего-то навсего. Просто я шел отдельно.

— Да, а ты заткни свою поганую пасть, понял? Заткни и слушай.

Сникшему, с пересохшим ртом Прентису ничего и не оставалось. И все отделение тоже слушало.