— Мне не нужен бардак, Прентис. А ты постоянно устраиваешь неразбериху, так? Так? Пока ты в моем отделении, придется тебе быть как все мы, и чтобы я больше не слышал никаких идиотских возражений. Ясно?

— Финн, я…

— Ясно?

— Да.

— Хорошо. Возвращайся на место.

Спустя два, или три дня, или пять — все уже потеряли счет времени — они с утра до вечера шли под проливным дождем. Задача была занять высотку за еще одним городком, а чтобы добраться до места назначения, сперва очистив городок от противника, надо было пройти развалины разбомбленных промышленных предприятий.

— Рассредоточиться, рассредоточиться! — повторял Финн отделению, пробиравшемуся среди груд битого кирпича, торчащей арматуры и накренившихся, шатающихся бетонных плит. Они вновь соединились со взводом и ротой.

Далеко впереди выросло неповрежденное кирпичное строение, увенчанное подъемником, и рядом протянувшаяся чуть ли не на полмили по горизонту гора угля, черная и блестящая под дождем, как лакрица. Подойдя ближе, они увидели у подножия горы угля множество параллельных путей, железнодорожных стрелок и запасных веток, на одной из которых стоял состав из полувагонов. Большое строение явно было погрузочной станцией: рельсы уходили внутрь, теряясь среди многочисленных кирпичных столбов. В этой сложной обстановке чуть ли не всё: угольная гора, погрузочная станция или любое из более мелких строений вокруг нее — представляло собой удобную позицию для вражеского пулеметчика или артиллерийского корректировщика, так что они двигались, соблюдая все меры предосторожности, держа оружие наперевес, как охотники.

Свист первых восьмидесятивосьмимиллиметровых раздался, когда они подходили к небольшому строению возле погрузочной станции; им достаточно было пробежать последние несколько ярдов и влететь внутрь, и они были бы в безопасности. Но, оглянувшись назад, увидели, что остальная рота, когда снаряды начали взрываться в ее рядах, в панике бросилась врассыпную: люди бежали, падали, вскакивали и снова бежали, кто пытался укрыться в каменных развалинах, другие, напротив, искали спасения на открытом месте.

Отделение Бернстайна укрылось в здании; там же были Лумис, Коверли, Кляйн и капитан Эгет. Большей части остальной роты удалось добежать до соседнего здания, другие лежали в сотне футов от них за разбитой стеной и лишь несколько человек — на открытом месте, и было невозможно сказать, живы ли они.

— Черт! Тут нам сидеть ни в коем случае нельзя, — сказал капитан Эгет. — Давайте-ка на ту сторону, через пути.

Отделение Финна, пригибаясь, вышло на открытое место, где торчали кирпичные столбы опор, и побежало по шпалам. Они добежали до середины, когда застучал — нет, загрохотал — пулемет, заставив всех ринуться под прикрытие столбов. Река желтых трассирующих пуль пронизывала грохот автоматических очередей, пули — господи, да это даже не пули, а снаряды, — снаряды взрывались, поражая опоры и стены зданий, — бум! бум! — как зенитка. Это и был зенитный пулемет, стрелявший прямой наводкой.

Столб, за которым стоял Прентис, был на дюйм-другой шире его плеч: если он стоял выпрямившись и прижавшись спиной к кирпичу, поджав локти, а винтовку держа в положении «к ноге», то снаряды, проносившиеся по обе стороны опоры, его не задевали; но некуда было спрятаться от визжащих, невидимых осколков, которые впивались над головой в опору и в шлак у ног. Краем глаза он видел прячущихся за такими же опорами Сэма Рэнда и Дрейка.

Капитан Эгет стоял футах в двадцати от него, за стеной. Смотрел не отрываясь на Прентиса, и вдруг его суровое лицо расплылось в веселой улыбке.

— Эй, Прентис! — закричал он сквозь грохот взрывов. — Воль-но! — согнулся, хлопнул себя по коленям и засмеялся своей шутке.

Стрельба продолжалась, наверно, не больше полминуты, но казалось, куда дольше; а еще казалось, что она прекратилась, только чтобы выманить их из-за опор. Прентис колебался, не зная, что ему делать, пока не увидел, как Сэм бросился к зданию, за которым прятались Эгет с остальными. Он помчался следом, и другие из отделения тоже, и стрельба не возобновилась. Последним появился Дрейк, спотыкаясь и припадая на одну ногу. Тед, санитар, вышел помочь ему и дотащил до укрытия. Потом извлек у него из ноги осколок.

— Небось у этого сукина сына кончились патроны, — говорил капитан Эгет. — Теперь он бросит свой пулемет и удерет как заяц. Или выйдет, подняв свои поганые ручонки.

Но отделение Финна не могло ждать, что Эгет решит насчет пулемета: их послали в обход, под прикрытием состава из полувагонов, попытаться пересечь пути там.

У них это получилось, и затем они, цепляясь и соскальзывая, взобрались на гору угля. По ту ее сторону не было ничего, кроме пустой сырой равнины, простиравшейся до линии черных деревьев на горизонте, вид справа заслоняла другая гора угля, расположенная под прямым углом к той, на которой они находились, и невозможно было увидеть, откуда била зенитка. Когда они съехали по осыпающемуся склону вниз в дальнем конце горы, Финн махнул им, чтобы они шли налево. Там они встретили отделение Бернстайна, обошедшее гору с другой стороны; отделению были приданы два пулеметных расчета из взвода оружия, и у Бернстайна был для них приказ сержанта Лумиса. Оба отделения вместе с пулеметчиками должны были занять оборонительную позицию у этого конца угольной горы; половина группы окопается на вершине так, чтобы держать под прицелом всю равнину впереди, а остальные расположатся на отдых в небольшом кирпичном строении позади. Ночью обе группы поменяются местами.

— Вот только, Финн, — сказал Бернстайн, — у меня всего пять человек. Дашь на время одного из своих? Прентиса, если можно?

— Конечно, забирай, — согласился Финн, и Прентис не знал, то ли ему гордиться, то ли стыдиться; приятно, что Бернстайн предпочел его — может, запомнил тот день, когда они вместе бежали через поле, — но досадно, что Финн отпустил его с такой готовностью.

Было решено, что первую смену на угольной горе проведет отделение Финна. Когда они возвращались в здание, Прентис постарался пристроиться к Бернстайну и завел с ним односторонний разговор о том, что за сучий выдался день в тот раз. Он боялся говорить слишком много, но благожелательность, с какой Бернстайн слушал его, вдохновляла. Если этой ночью он не оплошает, возможно, ему позволят перевестись в отделение Бернстайна.

Маленькое кирпичное строение явно имело какое-то отношение к железной дороге, хотя, устраиваясь спать на замусоренном полу холодного темного помещения, они не могли разглядеть его в подробностях. Один раз Прентиса разбудили, чтобы он занял пост снаружи у дверей, и, вернувшись, он заснул, и сон был таким глубоким и спокойным, что казалось, он проспал много часов. Потом раздался голос Бернстайна:

— Прентис? Не спишь?

— Нет. — Он вскочил на ноги.

— Хорошо. Тогда пошли.

И Бернстайн подвел его к старому бюро с выдвижной крышкой, на столешнице которого горели две свечи.

— Часы у тебя есть? Отлично, сделаем так: ты недолго подежуришь, чтобы я мог поспать. Сейчас половина первого. В половине второго разбудишь Корниша, чтобы он сменил часового у входа. Понял?