Из храма они выходят уже венчаными. Снова за руку.

Развернувшись, крестятся вместе. Вместе же кланяются.

Гаврила медлит секунду всего, обжигая ее искрами из глаз. Тянет на себя, в объятьях душит, целует совсем не так, как внутри.

– Жена моя… – Ласкает губами и словами. Трется носом о скулу, щекочет дыханием шею. Волнует так, как никогда не волновал, наверное.

Полине не верится даже, но осознание растягивает губы в улыбке.

Она теперь жена.

* * *

Гаврила с Полиной провели в Любичах два дня. Обоим хотели бы больше, но не могли себе позволить.

Их первая брачная ночь запомнилась Полине бесконечной нежностью. После того, как узнали, что она беременна, не занимались сексом. Наверное, это глупо, но Полине было чуточку страшно, это состояние ведь так хрупко. Гавриле, скорее всего, тоже.

Но в ночь после венчания они были близки. Гаврила снова просил довериться, Полина снова пошла у него на поводу.

Совершенно точно женой утром собирала вещи обратно в столицу. Свое «свадебное» платье и платок решила оставить в Любичах. Ей показалось, вещи должны остаться тут и дождаться их возвращения.

Венчание вселило в неё уверенность. В себе, Гавриле, в их праве на общее будущее.

Каким оно будет – скажет Гаврила.

На обратной дороге из Любичей они почти не разговаривали. Не заезжали на кладбище.

Полина была за это благодарна, ведь сейчас чувствовала себя беззащитной за двоих и не смогла бы отделаться от мысли, что они с будущим ребенком теперь тоже часть рода, который когда-то прокляли.

Гаврила не спрашивал её, куда она хочет сегодня – к себе или к нему. Решил сам. Когда Полина поняла – они едут в сторону её ЖК – расстроилась.

Он никогда к ней не поднимался. Это было важно, когда они скрывали отношения. Теперь, когда скрывать осталось не так-то долго, Полина не знает толком – какие меры имеют смысл, а о каких можно забыть.

Ей хорошо, когда Гаврила рядом, отпускать его не хочется.

Но он привычно останавливается на въезде. Поворачивает голову и даже туловище к ней…

Видя в ее взгляде страх – улыбается. Тянется пальцами к щеке, гладит…

– Полюшка моя… – душу вынимает шепотом. – Послушай меня внимательно, пожалуйста. Хорошо?

Его тон быстро меняется. Остается мягким, но приобретает серьезность. Это тоже немного волнует Полю, но она кивает, радуясь, что пальцы парень не убирает – всё так же поглаживает.

– У меня дело важное. Очень денежное. – Каждое слово Гаврилы Полина впитывает губкой. По-глупому старается ничего не упустить, всё запомнить. – Это займет две недели. Меня в городе не будет…

Гаврила и сам знает, как на Полю повлияют его крайние слова. Девичий взгляд снова вспыхивает паникой. Он опять старается тушить улыбкой, но теперь это сделать сложнее.

– Я врача нашел, номер отправлю тебе, как домой попаду. Ты, главное, не нервничай, хорошо? Не накручивай себя. Просто жди меня, солнце мое. Себя береги. И его береги…

Взгляд парня соскальзывает с лица Поли вниз – туда, где под платьем прячется плоский живот. Плечи Полины покрываются мурашками, когда она вспоминает, как Гаврила ночью его целовал. По-особенному. До слез трогательно.

– Нам деньги нужны будут. Я долго думал, но решил не отказываться.

– Это опасно? – Полина спрашивает, боясь получить ответ. Гаврила же просто улыбается. Это значит, что опасно, но он не признается.

– Нет. Просто дело хорошее. Такими не разбрасываются…

Может вот сейчас самое время задать главный, пожалуй, вопрос, который Полина усиленно все эти месяцы загоняла глубоко-глубоко.

«Ты же бандит, Гаврила?»

Самой кажется, что даже смирилась с тем, что да, но вслух ни разу не спросила.

– Я звонить не смогу. Не волнуйся, хорошо? Просто отвлекаться нельзя.

Он просит не волноваться, а на Полину наоборот с каждым его уточнением всё сильнее накатывает.

Как это «звонить не смогу»? Она не сможет, если он звонить не будет…

– Две недели и навсегда, Поль. Об этом думай…

Улыбка Гаврилы привычно обезоруживает. Полине страшно опять, но он так просит взглядом, что она кивает.

Наверное, вот это и будет её первым настоящим испытанием.

Прожить две недели без сомнений. Дождаться. Получить вознаграждение…

– Я тебя люблю, – она шепчет, тянется к Гавриле, чтобы обнять и прижаться губами к губам.

Делать это не очень удобно, но он в этом отказать не может.

Обнимает в ответ сильно-сильно.

Целует коротко и без остановки – по губам мажет, щекам, шее…

– И я тебя. Всё сделаю, Поль. Всё обязательно сделаю. Не пожалеешь, что мне поверила…

Полине даже смешно немного, потому что в голове ни намека на мысли о жалости. За эти месяцы она только и убеждалась, что лучшего выбрала.

Осознание неизбежности прощания обостряет Полины чувства. Её подбрасывает на гормональных качелях, нагоняя на глаза слезы.

Плакать нет оснований, самой понятно, но и отпустить его так сложно.

Оторвавшись от шеи Гаврилы, Полина судорожно прощупывает платье, осознавая, что и дать-то ему нечего.

Под немного смешливым взглядом Гаврилы перелопачивает сумочку, поднимает глаза и закусывает губу…

– Что?

На вопрос отвечает переводом головы из стороны сторону, а сама тянется к застежке крестика.

Её поведение не выглядит для Гаврилы однозначным. Он хмурится, следя, как расстегивает.

Сняв, Полина подносит украшение к губам и целует. Шепчет: «от всего убереги». Она не ведьма. И способностей за собой никогда не замечала. Но хочет верить, что силой собственной любви поделиться сможет.

Гаврила позволяет чуть вытянуть свою руку и перевернуть ее ладонью вверх.

Полина кладет на неё крестик, сжимает. Улыбается, ловя вопросительный взгляд.

– Вернешься – вернешь. А я волноваться меньше буду.

Это самое сложное прощание, которое с ними когда-то случалось.

От машины Полина идет, не оглядываясь. Поднявшись в свою квартиру – всё же плачет из-за переизбытка чувств. А перед сном снова по-своему молится, чтобы две недели прошли побыстрее.

Чтобы её Гаврила побыстрее вернулся, и они вдвоем сбежали.

Втроем, точнее. Теперь уже втроем.

До возвращения её Гаврилы – считанные дни. Уже десять Полина как-то прожила. К своему же удивлению, легче, чем боялась. Она успела сходить к врачу, с которым договорился… муж. Сдать анализы, ждать результаты не так нервно, как могло бы быть. Первый прием получился успокоительным.