Отдали распоряжение готовить лошадей, Ив ушел к себе, чтобы собраться в дорогу. Стьёль через несколько минут последовал его примеру, а я скользнула вслед за мужем в спальню и тихо села на край кровати, наблюдая за спокойными уверенными движениями альмирца.

Много времени сборы не заняли: планировали отбывать налегке, поэтому весь багаж ограничился парой смен одежды и дорожным плащом. Ну и, конечно, оружием, куда без него. Меч, нож за сапог, небольшой арбалет… Мужчина на мгновение замер, хмурясь и, очевидно, раздумывая, не забыл ли что-нибудь, а потом подошел ко мне. Прежде чем я сообразила встать, опустился на колени, так что наши глаза оказались почти вровень. Осторожно взял мои ладони в свои, поцеловал поочередно, внимательно и пристально глядя мне в лицо. Я слабо улыбнулась.

— Как же мне не хочется тебя отпускать!

Муж в ответ усмехнулся, ласково погладил меня по щеке. На несколько мгновений мы оба замерли, как будто пытаясь наглядеться впрок, на всю предстоящую разлуку.

— Стьёль, а можно я сейчас сделаю очень наивную и даже, наверное, глупую вещь? — медленно проговорила я, вдруг вспомнив небольшую старую традицию.

Альмирец в ответ вопросительно приподнял брови, а я свободной рукой провела по его волосам.

— Раньше считали, что сила и жизнь человека в его волосах. Ерунда, конечно, но… отправляя любимого на войну, женщина оставляла себе срезанную у него прядь волос и вплетала ее в свои. Считалось, что так она будет держать его крепче. В любой… ситуации, — под конец голос дрогнул, но я не позволила своим страхам поднять голову выше.

Стьёль в ответ задумчиво улыбнулся, смерил меня непонятным взглядом и, пожав плечами, потянулся к своему хвосту, чтобы распустить его. Видимо, решил, что большой беды от такого не будет, а мне станет спокойней. Правильно, в общем-то, решил. Не могу сказать, что я всерьез в это верила, но мне хотелось, чтобы рядом со мной всегда было что-то настоящее, хранящее на себе отпечаток его души: так проще верить и помнить, что этот странный мужчина мне не приснился, а действительно существует.

Много времени все это не заняло, и у моего левого виска появилась тонкая двухцветная косичка, перевитая узкой белой ленточкой. Стьёль, наблюдавший за моими действиями все с той же улыбкой в уголках губ, пробежал по ней кончиками пальцев, осторожно потянул за ленточку, вынуждая меня склониться ближе, и легко, коротко поцеловал в губы. Потом вдруг окинул меня хитрым, заговорщицким взглядом и взялся за ножницы.

Я в первый момент растерялась, не зная, что он задумал, а когда муж вдруг потянулся ко мне, отстриг с моей головы небольшую прядку и красноречиво протянул ее, подставляя свою голову, просто не поверила своим глазам. Ну не мог же этот взрослый серьезный мужчина поверить и проникнуться женскими суевериями, верно?!

Или, может быть, ему и самому было приятно взять с собой такое вот напоминание обо мне?

От этого простого, в сущности, поступка, от того, что он вообще подумал о подобном, меня затопило такой волной нежности и тепла, что в первое мгновение я только, закусив губу, смотрела на золотистую пружинку своих волос в пальцах мужчины и боролась с подступившими слезами. Ржа меня побери, да этот человек безо всяких слов способен сказать куда больше, чем иные — долгими речами!

Сохраните его боги, пусть вернется скорее…

Проводить мужчин собралась небольшая делегация: устраивать яркое зрелище не было времени, но это не помешало придать происходящему толику торжественности. Получилось тоже по-своему красиво, хотя и совсем не весело: первые лучи рассветного солнца, прядающие ушами скакуны, собранные и серьезные вооруженные мужчины и бледные, напряженные женщины.

Очень хотелось снова обнять Стьёля, прижаться к нему, ощутить запах его кожи и тепло тела, но я держалась: понимала, что не сдержу в этом случае слез, а они были неуместны. Муж смотрел на меня тепло и задумчиво, чуть хмурясь в ответ каким-то своим мыслям. Опять взял мои ладони в свои, вновь поднес к губам, согревая дыханием — только сейчас я почувствовала, что отчего-то озябла. Потом он вовсе перехватил мои руки одной своей, крепко сжав мои пальцы и притянув к груди, а второй — подцепил мой подбородок, большим пальцем погладил губы.

На мгновение почудилось, что мужчина сейчас плюнет на все и поцелует меня, он даже как будто склонился ближе, но потом усмехнулся и сообщил, отстранившись: «Поцелую, когда вернусь».

Я неуверенно улыбнулась в ответ, а потом — так же, жестами, — спросила: «Поцелую, и все?»

Стьёль рассмеялся, еще раз коснулся губами моих пальцев и разжал руку, оставив вопрос без ответа. То есть как без ответа? Обжег таким взглядом, что щекам стало горячо, а телу — томно.

Потом легко взлетел в седло и, больше не оборачиваясь, направил коня прочь. Следом двинулся Ив, их лошади поравнялись, а через несколько секунд всадники скрылись из глаз.

Больше меня здесь ничто не держало, и вместе с остальными я двинулась обратно во дворец. Странно, но на душе сделалось гораздо спокойней, чем было ночью. Сейчас мне стало откровенно стыдно за собственное тогдашнее поведение, но я разумно решила простить себе эту слабость. Главное, теперь я собралась и вновь готова трезво мыслить и выполнять свой долг.

Это не получалось списать на усталость и моральное отупение, мне было не все равно, а действительно значительно легче. Кажется, я наконец-то сумела принять и пережить ночные события и по-настоящему осознать, что это совсем не конец, а просто временные трудности. И хотя мысленно я продолжала взывать к богам и просить их сделать так, чтобы Стьёль вернулся быстрее, живым, невредимым и с победой, но меня уже не трясло от ужаса и слабости.

Когда мы вернулись в покои кесаря, кто-то из мужчин запоздало сообразил, что место для штаба выбрали не самое удачное, и предложил перебраться хотя бы в кабинет, но я уже могла здраво рассуждать, а потому решительно воспротивилась. Глупо отказываться от возможности быть в курсе всех изменений и среди первых узнавать новости. Сейчас они перенесут штаб, а завтра решат, что кесарь — беременная женщина и не стоит ее лишний раз тревожить.

Если вдуматься, картина нападения была хоть и неприятной, но совсем не безнадежной, и обошлось без паники. Фиры вполне могли противостоять пришельцам, да и простые люди с мощными дальнобойными арбалетами оказывались надежной преградой. Главная проблема состояла в том, что твари не являлись организованным войском и нападали часто поодиночке, а выставить по бойцу через каждый метр никто, конечно, не мог. А с другой стороны, северные горы имели слишком сложный и изрезанный рельеф, который заставлял даже этих странных зверей осторожнее выбирать дорогу, и это позволяло держать хоть в малой степени организованную оборону.

Военачальников, да и меня вслед за ними, поведение противника ставило в тупик. С одной стороны, они явно не были разумными существами и это нельзя было считать полноценным, спланированным нападением, но с другой — они вели себя ненормально и для животных. Как будто что-то гнало их вперед против воли, вызывая злость и ярость, заставляя бросаться на все живое на пути. И возникал вопрос: а не приближается ли это «что-то» к нам, ступая следом? Или, напротив, оно уже здесь и тянет их к центру нашего мира?