– Вы думаете, какой-то бодхисаттва решил ставить нам палки в колеса? – усмехнулся Ганцзалин.

Нестор Васильевич покачал головой. Разумеется, он так не думает. Однако в мир неформ ведут разные дороги, так что теоретически туда могут проникнуть не только высокие существа, но и безумцы. Правда, они проникают туда, если можно так выразиться, через черный ход – не развив сознание, а отключив его. Несмотря на это, они способны не только создавать свои миры, но и распространять вовне присущий этим мирам хаос.

– И вы верите в эту антинаучную теорию? – в голосе китайца звучал явный скепсис.

– Конечно же, нет, – улыбнулся Загорский. – Однако позволь, я расскажу тебе одну притчу. Жила в Манчестере старая леди, которая никогда не была в Индии, не видела своими глазами тигров, и потому не верила в их существование, и даже называла их мифическими животными. Но однажды в Манчестер приехал передвижной зверинец. И надо же такому случиться, что из зверинца сбежал тигр – как раз в тот момент, когда старая леди прогуливалась по набережной. Все, кто увидел зверя, стали разбегаться в разные стороны, крича: «тигр, тигр!» Одна только старая леди никуда не побежала, поскольку не верила в существование тигров. Конец этой истории печален: тигр растерзал старушку, хотя она до последнего не верила в его существование. Понимаешь, о чем я?

И Нестор Васильевич с усмешкой поглядел на Ганцзалина.

– Понимаю, – кивнул тот. – Вот только что теперь делать нам? Бросить расследование, чтобы нас не съел тигр, в которого мы не верим?

Действительный статский советник молчал, как почудилось Ганцзалину, необыкновенно долго.

– Нет, – наконец проговорил он, – расследование мы не бросим. Просто будем очень и очень осторожными.

Глава двенадцатая

Две души в одном теле

Тяжким бронзовым шагом Декоратор шел по улицам родной Фиренци, которую иностранцы, коверкая божественный итальянский язык, зачем-то зовут Флоренцией. Впрочем, что взять с иностранцев, слезших с деревьев в то самое время, когда божественная италийская культура уже достигла своих высот? Пусть говорят, что хотят, пусть скачут по веткам, как их недавние предки – все равно, нет им ни веры, ни снисхождения.

Больше двух лет прошло с той достославной даты, когда он, рискуя не только своей жизнью, но и куда более важными вещами, похитил «Мону Лизу» из Лувра и спрятал ее от всевидящих глаз французской полиции. Два года он влачил жалкое, не подобающее гению существование на третьем этаже большого дома в самом сердце Парижа, на острове Ситэ.

Однако Бог хранил его, и дух Леонардо, витавший над картиной, отводил от него все угрозы, и вот, наконец, когда шум вокруг похищения утих, господин Декоратор перевез картину на родину, во Флоренцию. Это были нелегкие годы, годы ожидания чуда, которое заставляло себя ждать – однако он не изверился ни на минуту, он лишь искал способ, который сделает чудо возможным. И вот способ этот был найден: ему предстояло пролить кровь, и не чью-нибудь, а кровь священника.

У господина Декоратора имелся на примете подходящий для такого дела кандидат. Его звали отец Луиджи, это был сорокалетний настоятель небольшой церкви Сан-Франческо-ди-Паола, человек тихий, добрый и, по мнению всех его прихожан, поведения самого праведного. Если и существовал у них в городе подлинный последователь евангельского учения, так это непременно должен был быть отец Луиджи и никто иной. Бородатый, словно ветхозаветный патриарх, с кроткими голубыми глазами, он служил в храме так искренне, с такой нежностью, как будто это не он был раб Божий, а, напротив, сам Бог был его ребенком, которого следовало беречь от всяческого зла и враждебности со стороны человечества. Единственный же способ спасения, который знал отец Луиджи, была доброта.

– Доброта, сын мой, доброта и человеколюбие спасут род человеческий, – говорил он, выслушивая раз в месяц лукавую исповедь Декоратора и отпуская ему грехи.

Чего ради, спросите вы, чего ради было убивать такого человека? Именно потому, что он был такой, ответил бы Декоратор, именно поэтому и ни почему больше. Только чистая кровь обещала успех всего предприятия, а чистая кровь была немыслима без чистой души. И вот эта-то чистая душа была назначена к жертвоприношению, которое собирался нынче исполнить господин Декоратор.

Обряд он назначил на пятницу. Это казалось символичным – священник должен умереть в один день с Христом. Пройдет страстная пятница, святая суббота, а в воскресенье дух Леонардо воскреснет, и Великое делание будет завершено.

Декоратор выбрал для убийства утро, когда, по его расчетам, в церкви не было никого, кроме самого отца Луиджи. Когда убийца вошел в узкий высокий храм с длинными деревянными скамьями по обе стороны, священник молился перед фреской Мадонны дель Парто, которая была достопримечательностью их церкви и которую он особенно любил.

Целиком уйдя в молитву, отец Луиджи не видел никого и ничего вокруг не слышал. Сейчас можно выстрелить из пистолета у него над ухом – и он все равно не заметит. Так же, ничего не заметив, и не успев ничего понять, перейдет он в лучший мир. Декоратор ощутил, что ему со всей очевидностью помогает бог, а, точнее, создатель тех темных пространств, откуда исходят неупокоенные души и воскресают вопреки всем известным законам и установлениям.

Легчайшей драконьей поступью он двинулся к священнику. В широком рукаве его темной блузы прятался острый длинный нож. Со стороны увидеть этот нож было невозможно, так что если бы даже в церкви появился сейчас кто-то посторонний, кто-то, кроме их двоих, он ничего не заметил бы и ничего не понял, пока нож не вонзился бы в сердце отца Луиджи.

Декоратор встал позади священника, нож из рукава змеей скользнул ему в ладонь. Секунду он медлил, но тут спина отца Луиджи дрогнула. Пора было нанести удар. Но неожиданно для себя Декоратор не смог даже поднять руку с ножом: убить человека оказалось не так просто, как он думал. И вот сейчас он стоял, не в силах шевельнуться, еще пара мгновений – и отец Луиджи обернется, и все дело будет сорвано.

«Бей! – вдруг страшно закричал визгливый голос внутри него, – убей его, убей!»

Вздрогнув, он все-таки поднял руку и, не помня себя, занес клинок над отцом Луиджи…

– Погляди, Ганцзалин, какая интересная фреска, – негромкий голос, раздавшийся за спиной Декоратора, грянул сильнее иерихонских труб.

Вздрогнув, он обернулся и увидел за своей спиной странную парочку. Высокий седоволосый господин с черными бровями, в темно-коричневом сюртуке и такой же шляпе, которую, впрочем, он сейчас снял и держал в руках, и