Сутки спустя после прибытия йолнам удалось установить адрес Николая Ивановича Муравьева. Тем же вечером Райгр зафиксировал выходящего из Муравьевского подъезда Макса.

– Этого я знаю, – сказал Райгр Йиргему. – Наш клиент. Надеюсь, он приведет нас к остальным.

Еще через день была обнаружена и взята под контроль фирма под названием «Натали». Сопоставив внешность людей, зафиксированных у дома графа, с внешностью персонала, йолны отследили еще двоих.

Квартиру, выходящую окнами прямо на входную дверь «Натали», снял Райгр. Его русский оказался вполне сносным, в то время как Йиргем зачастую путался в словах.

Теперь йолны дежурили у окна квартиры по очереди, укрываясь за шторами от возможных любопытных взглядов снаружи. В шторах проделали отверстия, и тот, кто был на посту, наблюдал за окрестностями в армейский бинокль, приобретенный Райгром на барахолке.

Все свободное время без остатка йолны проводили за беседой, словно стараясь наговориться за последние шестьдесят лет.

С той минуты, как Йиргем рассказал Райгру, над чем в эти годы думал и работал, между ними не прекращались споры. Ни один из рельо́ ни разу не вспылил и не вышел за рамки вежливости, да такое и невозможно было между сородичами. Тем не менее, довольно скоро выяснилось, что по основному вопросу рельо́ вряд ли когда-либо придут даже к подобию согласия.

– Времена значительно изменились, – сказал Йиргем, когда оба поднялись на борт самолета. – Они постоянно менялись, но за последнее столетие изменения пошли вскачь. И мы, те, кто остались от великой расы, потеряли многие преимущества, которые имели перед расой людей.

– Не так уж много мы потеряли, – возразил Райгр.

– Много, рельо́, много. Мы отстали, прежде всего – технически. Мы ведь не посещаем школ, а школьные курсы становятся все сложнее и сложнее. А раньше курса хватало на несколько веков.

– Это так. Но я, например, два года отходил в Сорбонну.

– И что же, ты брал технический курс? – живо заинтересовался Йиргем.

– Нет, ты же знаешь, я не интересуюсь подобными вещами. Брал мое любимое искусство Возрождения. Ах, какие два года это были! Потом пришлось бежать. Как обычно.

– Позволь мне продолжить, – попросил Йиргем. – Итак, мы все же отстали. Я смог бы водить машину, находясь в теле умеющего водить. Но самолет я пилотировать не смогу, даже если займу тело пилота. Навыки останутся, не хватит знаний. То же касательно вертолета. Не знаю, смог бы я эффективно стрелять из современного автоматического оружия. И, кроме того, я почти не знаю сети Интернет. А значит, не владею информацией.

– Ты сам выбрал жизнь в глуши, рельо́, – сказал Райгр. – Добровольно. Я, хотя и не специалист, свободно пользуюсь Сетью.

– Я не от нечего делать жил в глуши, Райгр, но об этом мы поговорим позже. Разумеется, я научусь пользоваться Интернетом, но ведь раньше нам и в голову не пришло бы учиться чему-либо у людей. А кто знает, во что превратится Интернет через пятьдесят лет? А через сто? Азы компьютерной грамоты сейчас преподают в школах. Я не знаю этих азов.

– Ну, допустим, ты мог бы занять тело ребенка и ходить в школу, – задумчиво сказал Райгр.

– Теоретически – да, мог бы. Потеряв способность менять тела вплоть до достижения зрелости. Не говоря уже о прочих связанных с этим проблемах.

– В конце концов, – не пожелал признать поражения Райгр, – можно купить школьные учебники и выучить все самому.

– Можно, конечно. Но ведь речь не о том, что мы с тобой поглупели, а о том, как далеко продвинулись люди. Когда-то мы намного опережали человеческую науку. А теперь, изучая в одиночку книги, написанные, заметь, людьми, мы можем, пожалуй, выйти на их средний уровень. А ведь раньше мы были лучшими во всем! Лучшие наездники, лучшие воины, алхимики, целители. Мы не дарили свои открытия людям, но любой йолн знал о природе вещей гораздо больше самых прогрессивных представителей человеческой расы. И так было во все эпохи – мы были лучше. А сейчас мы лишь не хуже. Не говоря уже о том, что под «мы» я имею в виду только «мы с тобой».

– Допустим, ты прав, рельо́, – с грустью сказал Райгр. – Какой же вывод из этого следует?

– А такой, что, меняя тело, мы больше не осуществляем естественный и обусловленный природой акт. Мы не лишаем жизни низшее существо. Фактически мы отнимаем жизнь у равного. Мне страшно произносить то, что сейчас скажу, рельо́, – но, меняя тело, мы совершаем убийство.

– Рельо́, ты кощунствуешь, – сказал Райгр с ужасом.

– Возможно, но это то, к чему я пришел. Дело не только в их технике. Рельо́, ты ведь читал их книги, ты восхищался их искусством – ты не мог не заметить, что люди стремятся стать лучше, чем они есть. И это желание само по себе заслуживает уважения.

Йиргем с Райгром возвращались к спорной теме еще не раз после прибытия в Санкт-Петербург. Именно ее они в очередной раз обсуждали в тот момент, когда Райгр увидел в бинокль светловолосую девицу, кнопками крепящую к входной двери «Натали» бумажный листок. Блондинка была идентифицирована ранее как сотрудница фирмы. Возможно, Райгр и не обратил бы внимания на листок, но его насторожило то, что девица появилась в субботу, в день, когда фирма закрыта и работать в ней людям не положено. Едва блондинка отошла, Райгр навел на объявление бинокль и едва не остолбенел.

– Йиргем, подойди сюда, – позвал он, с трудом сдерживая дрожь в голосе.

Йиргем приложил бинокль к глазам и враз опустил. Рельо́ взглянули друг на друга. Им хотелось кричать, орать от радости. На листке было всего лишь одно слово.

Это было имя.

Имя, написанное на йоло́не.

Имя женского рода.

Гйол.

Под ним стоял номер телефона.

Гйол смастерила решето из тонких побегов бука, связав ветки узкими полосками молодой коры. Решето получилось, конечно, не из лучших, но для ее целей вполне годилось. Гйол уложила его поверх небольшого, не выше локтя, бочонка, высыпала на прутья золу и принялась медленно, тонкой струйкой, лить на решето горячую воду из котелка.

– Давай помогу, – предложил Йиргем. – Тебе же, должно быть, тяжело.

– Я справлюсь, – возразила было Гйол, но ладони йолна уже легли на края котелка рядом с ее собственными, перехватывая тяжесть. Гйол убрала руки и улыбнулась. Когда вся вода была процежена сквозь золу, Гйол сняла с бочонка решето и осторожно перелила едкий настой золы обратно в котелок.

– Я слыхал, – сказал Йиргем, – что некоторые просто сыплют золу в бочку, стоящую на дворе. После дождя на дне скапливается зольная вода.

– У нас нет бочки, – возразила Гйол, – есть только этот маленький бочонок, и он мне нужен дома. И потом, со дна глубокой бочки зольную воду тяжело вычерпывать.