И в зеркале – будто не я. Девушка там взрослее, взволнованнее и куда красивее.

И мне, почему-то, становится страшно.

Снова всё слишком сказочно, а сказки тут добром не заканчиваются.

Хочется упасть на кровать и разрыдаться. Но – кровати здесь не было (ради такого события освободили одну из гостевых на втором этаже). Да и в дверь стучат.

Сёстры вежливо раскланиваются и уплывают, а их место занимает судья Эйден с огромных букетом кремовых роз.

Кладёт их на один из столиков и склоняется к моей руке.

– Здравствуйте, миледи, – он обходит меня по кругу, будто я – новогодняя ёлка, – позвольте засвидетельствовать свой восторг. Вы столь прекрасны, что вас даже жалко отдавать этому оболтусу.

В глазах судьи пляшут лукавинки.

– В том мире, откуда я, есть обычай красть невесту. А жениху потом придумывают всякие задания, чтобы он заполучил её обратно.

– Прелестный обычай, – улыбается Эйден, – но боюсь такого Бэзил не простит даже мне.

Смеёмся, и страх отступает.

– Разрешите мне быть вашим посажёным отцом?

– Это – большая честь для меня.

Делаю книксен и мучительно краснею.

Эйден вздыхает.

– Подумать только, у меня ведь и вправду могла быть такая очаровательная дочь. Вот только салигияру я бы её никогда не отдал.

– Каждый имеет право на счастье, – говорю, а сама просто упиваюсь тем спокойствием и умиротворением, что царят в душе, от близости судьи, – и на ошибку то же.

Эйден грустно улыбается мне и протягивает руку:

– Идёмте, вручу сокровище своему непутёвому ученику. Пусть только попробует не оценить…

***

Шелтер затих.

Здесь нет музыкантов с лицензией, поэтому некому сыграть торжественные марши и нежные вальсы.

Мы медленно спускаемся по лестнице. А в конце длинного коридора нас уже ждёт отец Элефантий. Девочки тоже ждут, запустили ладошки в корзинки с цветами. На Бэзила пока не смотрю: рано. На Стивена тоже: стыдно. Хотя он подмигивает и делает мне знаки.

С музыкой – проще. Она отвлекает. А вот тишина давит.

Коридор кажется бесконечным.

Уж не знаю, кто там первый выкрикивает: поздравляем! И дальше – лавиной, всё громче и праздничнее.

Мою дорогу к судьбе устилают цветы.

Судья Эйден пожимает мне пальцы – считывает, что волнуюсь, подбадривает.

Бэзил подбадривать не будет, волнуется сам. Вижу, когда оказываюсь рядом и когда моя ладонь ложится в его.

И вот теперь – смотрю, во все глаза. Пусть видит в них любовь, я не стану надеяться на ответ. Сегодня – дарю, щедро, до конца.

Только твоя.

Он знает и возвращает мне нежность и восхищение.

Только бы прямо тут не прорезались крылья!

Отец Элефантий принимает наши обеты.

Вот, собственно и всё, танцы и пир сценарием не предусмотрены. Хотя отец Элефантий и приглашает нас угоститься ягодным напитком собственного приготовления. Столики накрыты в саду под деревьями. И птичий оркестр – единственная и сама прекрасная музыка этого дня – старается для нас.

Бэзил берёт меня за руку, осторожно, будто у меня хрустальная ладонь и её легко сломать, и ведёт по аллее в сад. Тут небольшая беседка, где мне предлагается присесть.

Опускаюсь на скамью, складываю руки на коленях.

– Нам нужно серьёзно поговорить…

И это – на десятой минуте супружеской жизни.

– Да, – отзываюсь, – давай навестим твоих родителей.

Он цепенеет, желваки так и ходят. Скулы словно кто-то заточил, порезаться можно.

– Ты точно этого хочешь?

– Конечно, ведь они и мои родители теперь.

Это не входило в его планы, а в мои – серьёзные разговоры в день свадьбы.

– Хорошо, – соглашается он. – Пожалуй, тебе рассказали достаточно, чтобы…

– Более, чем достаточно.

Мы выходим, он поднимает меня на руки, легко, как пушинку, расправляет крылья и взмывает в небо.

Вот это уже по-свадебному.

Мы несёмся над уютными, будто сказочными, поселениями Летней губернии. Луга сменяются рощицами. Зеркалами блещут озёра. А с нами наперегонки пускаются стрекозы и бабочки.

Ликующая природа – свадебный подарок от Великого Охранителя. И почти ощущаю его улыбку.

Да сам приют для больных душой напоминает загородный домик – белоснежный, увитый плющом и чайной розой. Чистенькое крылечко выкрашено в зеленый. Тут стоят несколько качалок с брошенным в них пледами. И чашки из-под какао. Ещё недавно здесь отдыхали и проводили время за неспешной беседой.

На пороге нас встречает женщина, одетая как сёстры из шелтера отца Элефантия, пожилая и благообразная.

– Простите, лорд Уэнберри, – говорит она холодно, – но я не могу пропустить вас к ним, сегодня у них день просветления и спокойствия.

– Я не стану… – Бэзил прячет глаза и руки, но и так чувствую, что ему тяжело и не по себе; замечаю, что пальцы дрожат. – Только моя жена.

Отступает и указывает на меня.

Женщина качает головой.

– Бедное дитя! И такая хорошенькая… – берёт меня под локоть: – Идёмте, милочка. Думаю, вы подействуете на них умиротворяюще.

У них – одна комната на двоих. Простая и чистая. Они сидят рядом: женщина, совершенно седая и всклоченная, и мужчина с пустым взглядом.

Но когда я вхожу, оба вздрагивают. Женщина расплывается в улыбке:

– Любимый, смотри, она сошла к нам с Небесной Тверди.

Берёт меня за руку, и я вижу, что все пальцы у неё – корявы, кости срослись неправильно.

– Я не из Небесной Тверди, я Айринн Дьюилли. И сегодня мы с Бэзилом поженились.

Лицо женщины озаряется, словно она вспоминает нечто, давно забытое, и радуется воспоминанию.

– Любимый, представляешь, наш первенец вырос и женился. Только взгляни, какая у него красавица жена.

Взгляд мужчины – наполняется смыслом. В глазах, серых, как у Бэзила, будто зажигается солнце.

– Дитя, мы так рады тебе! Ты же сделаешь нашего мальчика счастливым?

Щиплет глаза, сглатываю ком. Присаживаюсь рядом, обнимаю, но они усиленно тянут головы, выглядывают за меня.

– Ну где же он? Мы так хотим его поздравить!

– Сейчас, минутку…

Мчусь по коридорам, злясь на длинную юбку и бесконечный шлейф, в котором недолго запутаться.

Бэзил – на крыльце. В одном из кресел. Комкает плед.