от его же адъютантов до начальников штаба, до самого министра обороны и генералов, с которыми он не ладил… Накопилось столько обвинений, что хватило бы на десятерых обвиняемых…

Военная коллегия дала ему восемь лет тюрьмы. Он не мог поверить. Он писал в правительство письма, полные отчаяния, с признанием всех обвинений и даже с угрозами. Он забывал, что он уже ничто и никто…

Над ним сжалились. Зимой 1954—55 года он болел, и его перевели в тюремный госпиталь. Оттуда должны были отправить его в больницу, потом — в санаторий «Барвиха», а затем уже домой на дачу. Мне сказал об этом Н. С. Хрущев, вызвавший меня к себе в декабре 1954 года — он искал решения, как вернуть Василия к нормальной жизни.

Но все вышло иначе. В госпитале его стали навещать старые дружки, — спортсмены, футболисты, тренеры; приехали какие-то грузины, привезли бутылки. Он опять сошел с рельс, — забыв про обещания, он снова шумел, снова угрожал, требовал невозможного… В результате из госпиталя он попал не домой, а во Владимирскую тюрьму. Приговор военной коллегии оставили в силе.

Во Владимир я ездила навещать его вместе с его третьей женой, Капитолиной Васильевой, от всего сердца пытавшейся помочь ему.

Этого мучительного свидания я не забуду никогда. Мы встретились в кабинете у начальника тюрьмы. На стене висел, — еще с прежних времен, — огромный портрет отца. Под портретом сидел за своим письменным столом начальник, а мы — перед ним, на диване. Мы разговаривали, а начальник временами бросал на нас украдкой взгляд; в голове его туго что-то ворочалось, и, должно быть, он пытался осмыслить: что же это такое происходит?..

Начальник был маленького роста, белобрысый, в стоптанных и латаных валенках. Кабинет его был темным и унылым — перед ним сидели две столичные дамы в дорогих шубах и Василий… Начальник мучился, на лице его отражалось умственное усилие…

Василий требовал от нас с Капитолиной ходить, звонить, говорить, говорить, где только возможно, о нем, вызволять его отсюда любой ценой. Он был в отчаянии и не скрывал этого. Он метался, ища, кого бы просить? Кому бы написать? Он писал письма всем членам правительства, вспоминал общие встречи, обещал, уверял, что он все понял, что он будет другим…

Капитолина, мужественная, сильная духом женщина, говорила ему: не пиши никому, потерпи, недолго осталось, веди себя достойно. Он набросился на нее — «Я тебя прошу о помощи, а ты мне советуешь молчать!»

Потом он говорил со мной, называл имена лиц, к которым, как он полагал, можно обратиться. «Но ведь ты же сам можешь писать кому угодно! — говорила я. — Ведь твое собственное слово куда важнее, чем то, что я буду говорить».

После этого он прислал мне еще несколько писем, с просьбой писать, просить, убеждать… Была у него даже идея связаться с китайцами, — «они мне помогут!» — говорил он не без основания… Мы с Капитолиной, конечно, никуда не ходили и не писали. Я знала, что Хрущев сам стремится помочь ему».

В этом рассказе много неточностей. По поводу будто бы посаженных по навету Василия генералов-авиаторов повторять не стану. Что же касается обстоятельств увольнения сына Сталина из армии, то они вызывают сомнения. Ни в одном архиве так и не был найден проект приказа о назначении генерал-лейтенанта Сталина командующим авиацией одного из внутренних округов, который будто бы Булганин показывал Василию. Вероятно, до Светланы дошел слух, пущенный С. И. Руденко, о будто бы планировавшемся еще при жизни отца назначении генерал-лейтенанта Сталина на Дальний Восток, также вряд ли соответствовавший действительности. Мне представляется, что наследники Иосифа Виссарионовича после смерти вождя не стали бы церемониться с его сыном, отправляя в почетную ссылку командующим в провинцию. Опасно было оставлять в армии человека, которого часть народа могла воспринимать как «кронпринца».

26 марта 1953 года генерал-лейтенант Василий Иосифович Сталин был уволен из рядов Советской армии в отставку с пенсией, но без права ношения мундира. Последнее было вызвано якобы тем, что он дискредитировал звание генерала своим «морально-бытовым разложением». А на самом деле, думается, Хрущев, Маленков и остальные боялись, что в генеральском мундире Василий будет еще больше похож на отца-генералиссимуса. Потому и отвергли предложение начальника Главного управления кадров генерал-полковника А. С. Желтова уволить Василия Сталина в запас по состоянию здоровья с правом ношения военной формы. Пусть лучше ходит в штатском, так незаметнее. Пенсию, правда, положили немаленькую — 4950 рублей в месяц (что еще раз опровергает утверждение третьей жены генерала, будто его зарплата составляла всего 5 тысяч рублей в месяц, — не могла же пенсия быть такой же, как зарплата). Еще отставному генералу выдали единовременное пособие в размере шести должностных окладов. Но гулять Василию на эти оклады пришлось недолго — всего месяц. 28 апреля сын Сталина был арестован.

Встреча Василия с иностранцами, которую Светлана Аллилуева считает одной из причин его ареста, вдохновила творческий гений писателя-постмодерниста Владимира Сорокина на создание такой сцены в фантастической России 1954 года, где благополучно правит Иосиф Сталин, по-братски разделивший мир с другом-врагом Адольфом Гитлером, где Яков Сталин остался жив после Второй мировой войны и совращает с пути истинного младшего Василия.

Вот отрывок из романа, где действует герой нашей книги.

«На вид Сталину было лет пятьдесят. Он был одет в белую шелковую косоворотку, подпоясанную серебряным поясом, и узкие брюки белого бархата, заправленные в белые лаковые полусапожки с серебряным шитьем.

Посередине гостиной стояли сыновья Сталина — Яков и Василий, узнать которых было трудно из-за женских платьев и париков, надетых на них. Худую, стройную фигуру Якова обтягивало длинное вечернее платье черного бархата с бриллиантовым скорпионом и белыми пятнами на худой груди; кудрявый каштановый парик утопал в накинутом на голые плечи синем боа; на тонких женственных руках были черные сетчатые перчатки до предплечий, одна из которых была разорвана; пальцы и запястья украшали три кольца белого золота с сапфирами и изумрудами и два платиновых браслета с мельчайшими бриллиантами; худое, чрезвычайно похожее на отца, лицо его было сильно напудрено, что не скрывало припухлость правой подбитой скулы; подведенные синей тушью глаза смотрели в пол; под мышкой он держал узкую дамскую сумку из змеиной кожи. Невысокий, полноватый Василий был одет в бежевое крепдешиновое платье со стойкой и высокими плечами, ниспадающее мелкими складками и расшитое на груди персикового тона розами; на тонкой золотой цепочке висела большая жемчужина; полные руки обтягивали бежевые лайковые перчатки, выпачканные уличной грязью; светлые волосы парика с нарушенной укладкой были тем не менее перехвачены перламутровым гребнем; полноватую шею