Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И ему буквально требуется минута, чтобы добраться до школы. Я едва успеваю дойти до одной из лавочек в вестибюле, когда он заходит в парадные двери.
– Ты что, прилетел сюда? – вперившись в него взглядом, спрашиваю я.
– В каком-то смысле.
– Ничего себе.
– Покажи мне, где он.
В его глазах отражается злость, которая отчего-то кажется мне знакомой, словно я видела подобное выражение раньше. Но когда? Мы выходим на улицу, пересекаем парковку и подходим к полю. Я невольно задерживаю дыхание, когда папа без колебаний переступает через заборчик на неосвященную землю.
– Оставайся здесь, – приказывает он.
И я беспрекословно слушаюсь его.
Семъйяза в человеческом обличье застыл на дальнем краю поля. Он боится, и именно его страх порождает воспоминания о дне пожара. Когда мама сказала, что ее будут искать, Семъйяза тут же представил себе двух Белокрылых. У одного из них были рыжие волосы, а у другого, разозленного и окутанного сиянием, – светлые, и он держал в руках пылающий меч.
Это был папа.
Семъйяза замер и молчит. Он стоит совершенно неподвижно, а его страх разлетается вокруг вместе со скорбью и унижением из-за того, что он так сильно испугался.
Папа делает еще несколько шагов к нему и останавливается.
– Семъйяза.
Мужское обличье, которое носит Семъйяза, на фоне великолепия отца кажется прозрачным и фальшивым. Волосы отца блестят в лучах солнца, а кожа светится. Семъйяза выглядит бледным заморышем по сравнению с ним, но все же пытается усмехнуться.
– Что ты забыл здесь, Князь Света? И почему тебя так волнует это девушка, ведь в ней не так много ангельской крови?
Он явно решил сыграть роль главного злодея в этом спектакле.
– Я забочусь о ее матери, – отвечает папа. – И уже предупреждал тебя об этом.
– Да, и мне все еще интересно, какие отношения связывают вас с Маргарет?
Сияние папы слегка притухает.
– Я обещал ее отцу присмотреть за ней, – говорит он.
Ее отцу? Черт возьми, что еще они от меня скрывают?
– И все?
– Не будь дураком, – качая головой, говорит папа. – Убирайся отсюда и не смей больше тревожить ни ребенка, ни его мать.
– Ты имеешь в виду «детей»? Ведь есть же еще мальчик.
– Оставь их в покое, – говорит папа.
Семъйяза колеблется, но я не сомневаюсь, что он не станет драться с папой. Он не настолько безумен. Но Чернокрылый все же поднимает подбородок и на несколько секунд встречается взглядом с серебристыми, словно ртуть, глазами папы.
– Трудно не влюбиться в них, верно? – с улыбкой спрашивает он. – Кажется, в тебе тоже есть что-то от Хранителей, Михаил.
Сияние, окутывающее папу, усиливается. Он что-то шепчет, но слова не долетают до меня, а затем появляются его крылья. Такие огромные и настолько белые, кристально-белые, что на них даже больно смотреть в лучах солнца. Я никогда не видела ничего более величественного, чем папа, – все в горле сжимается от этого слова – это создание добра и света, вставшее на мою защиту. Он мой отец, а значит, я часть его.
– Я раздавлю тебя, – тихо говорит он. – Уходи и не возвращайся.
– Не надо так волноваться, – отвечает Семъйяза, отступая назад. – В конце концов, я любовник, а не воин.
После этих слов он закрывает глаза и исчезает.
Папа прячет крылья, а затем возвращается ко мне на парковку.
– Спасибо, – говорю я.
Вот только в его глазах отражается печаль.
– Не благодари меня. Я только что подверг тебя большей опасности, чем ты думаешь, – отвечает он, а затем продолжает совершенно другим тоном: – А теперь мне бы очень хотелось познакомиться с твоим парнем.
Мы дожидаемся, пока прозвенит звонок и ученики наводнят коридоры. Они обходят нас стороной, оставляя папе много места, но все же бросают на него взгляды.
Папа выглядит немного напряженным.
– Ты в порядке? – спрашиваю я.
Интересно, понял ли он смысл слов Семъйязы о том, что в папе что-то есть от Хранителей.
– Да, все отлично, – говорит он. – Просто в окружении стольких людей мне приходится прилагать много усилий, чтобы скрывать венец. Иначе они попадали бы на колени, чтобы показать свое почтение.
Он говорит с весельем в голосе, но я знаю, что он совершенно серьезен.
– Нам не обязательно оставаться здесь. Если хочешь, можем уйти.
– Нет, я хочу познакомиться с этим ребенком, с Такером.
– Папа, Такер не ребенок.
– Может, это ты не хочешь, чтоб я с ним знакомился? – спрашивает он с легкой улыбкой на лице. – Боишься, что я напугаю его?
Да.
– Нет, – вру я. – Но постарайся этого не делать, хорошо? Он и так довольно спокойно реагировал на все безумие, что творилось с нами. И мне не хочется на него давить.
– Договорились. Никаких угроз его жизни, если он будет порядочно вести себя с моей дочерью.
– Папа! Я серьезно.
В конце коридора появляется Джеффри. Он, улыбаясь, болтает со своими приятелями. А затем замечает нас. Улыбка тут же исчезает. После чего брат разворачивается и уходит в другую сторону.
Папа смотрит ему вслед.
– Джеффри успокоится, – говорю я.
– Показывай, куда идти, – рассеянно кивнув, отвечает он. – Обещаю, буду вести себя хорошо.
– Ну, тогда пошли. Его шкафчик неподалеку отсюда.
Мы сворачиваем в один из коридоров и направляемся к шкафчику Такера. Как я и ожидала, он стоит рядом, листая тетрадь. Видимо, пытается запомнить как можно больше испанских слов перед контрольной.
– Hola, – прислонившись к соседнему шкафчику, здороваюсь я.
Все внутри сжимается от нервозности. Я собираюсь познакомить своего парня с отцом. А это невероятно важное событие.
– Привет, – не поднимая глаз, говорит Такер. – Что случилось на политологии? Куда ты сбежала?
– Нужно было кое с чем разобраться.
– Как по-испански будет «бездельница»? – криво усмехается он. – Наверное, mi novia, la chica hermosa que huye.
Вот только это означает: «Моя девушка красавица, но убегает».
– Такер.
– Прости, – говорит он, все еще не отрываясь от тетради. – Я просто с ума схожу из-за этой контрольной. Клянусь, мои ладони вспотели, а сердце колотится как сумасшедшее. Кажется, у меня сейчас случится паническая атака. Правда, у меня никогда их раньше не было, так что я не знаю, как они происходят. Но у меня осталось меньше трех минут, чтобы запомнить как можно больше.