С чем будешь, тут с творогом и с вишней?

Она знала, что отец знает о ее любви к блинчикам с вишней, поэтому, скорее всего, выберет с творогом.

Но Антон вместо ответа спросил:

— А ты?

Еще вчера Алиса ответила бы, что с вишней, она привыкла, что ей уступают самое лучшее. Но сейчас ей что-то мешало. Какое-то новое чувство ответственности. И равенства с отцом — учитывая то, что случилось с мамой. Всегда она была девочкой желания и вдруг почувствовала себя девочкой долга, которая обязана поступить не так, как хочется, а как правильно и как надо.

— Я с творогом, — сказала Алиса.

Антон разгадал ее уловку. Он подошел к дочери, взял за плечи, поцеловал в маковку.

— Если честно, я и то хочу, и это. А мы, знаешь что, мы поделимся. Половина таких, половина таких. И мне, и тебе.

— Три на два не делится.

— А мы по полтора.

— Уверен, что они сочетаются?

— Абсолютно. Пьешь же ты вишневый йогурт, там тоже все смешано, молочное с фруктовым. Вот были бы блинчики с мясом, тогда смешать сложнее. Йогурта с мясом ведь не бывает. Или бывает?

Алиса хмыкнула, оценив шутку. Раньше бы рассмеялась — ей не столько нравятся шутки отца, сколько то, как его радует ее реакция. Но это детство, а детство в прошлом.

Она открыла упаковки, поставила в микроволновку, достала тарелки, вилки. Хозяйничала.

Щелкнул таймер микроволновки. Антон вынул упаковки, разрезал по одному блинчику прямо в них и переложил на тарелки — по полтора с вишней и по полтора с творогом.

— Тебе полить или рядом? — спросила Алиса, зачерпывая сметану из пластиковой баночки.

— Рядом. Макать буду.

— И я.

Алиса положила две горки густой сметаны на края тарелок.

Они сели друг напротив друга и начали есть. Обычно Алиса низко склонялась к тарелке, потому что, если сидела прямо и подносила ко рту, всегда что-то капало или ронялось. Много раз Настя наставляла ее: не крючься, не сутулься, не чавкай, как собачка над миской, просто придвинься поближе к столу, немного наклонись, держи спину прямой, чуть-чуть подайся головой вперед, а то, что берешь с тарелки, сначала обработай, размельчи, обрежь, чтобы не было на вилке лишнего, тогда и не будет ничего сыпаться или капать. Теперь, в отсутствии мамы, Алиса вспомнила ее науку. Жаль, что она не видит, но папа видит и маме, может, расскажет, и ей будет приятно.

29

Пообедав, Галатин пошел к машине, забрался на лежанку, укрылся одеялом и задремал.

Его разбудили звонок и стук. Звонил телефон, стучали в стекло дверцы кабины.

Галатин схватил телефон, увидел: «Лариса». Ответить или нет? Придется. Еще лучше было бы самому позвонить и сообщить, что Виталий заболел, но Галатин об этом не догадался подумать.

А в стекло все стучали. Галатин слез с лежанки, одновременно нажав на зеленый кружок приема вызова.

— Ты где? — послышался голос Ларисы. — Почему не звонишь, ты на месте уже должен быть? Алло?

— Это Василий, Василий Русланович, с которым Виталий… — начал Галатин, опуская стекло и глядя на стоящего у кабины полицейского.

— Я помню, — прервала Лариса. — Он где, почему вы отвечаете?

— Добрый день, куда следуем? — спросил полицейский.

— В Москву, — ответил ему Галатин. А Ларисе сказал: — Он отлучился, скоро будет. Через какое-то время.

Лариса чутьем любящей жены сразу поняла: что-то не так.

— Какое еще время? Чего-то вы темните. Где вы конкретно, в Москве уже?

— Документы покажем, — предложил полицейский.

Галатин достал из бардачка и сунул ему папку, прикрыв телефон рукой и говоря:

— Это водителя документы, а водитель в больницу попал. Я с ним просто еду — в Москву к родственникам.

И Ларисе:

— Лариса, мы не в Москве, но вы не волнуйтесь. Виталию не очень хорошо стало, пришлось в больницу лечь.

— Сердце? Аритмия? Давление?

— Я сам толком не знаю. Может, вирус его достал.

— Какой вирус, он летом переболел! Вы где, можете сказать?

— Мы где? — спросил Галатин полицейского.

— Хороший вопрос!

— Я даже название вашего города не рассмотрел, — объяснил Галатин.

— А навигатора, что ли, нету у вас? — недоверчиво спросил полицейский, будто уже что-то подозревая. — И сказал название, а Галатин сказал его Ларисе.

— Что вы там делаете? — спросила Лариса.

— Мы ехали, а Виталию стало нехорошо.

— А почему телефон у вас?

— В больнице не разрешили. Он же без сознания был, телефон при нем оставить — мало ли…

— Выйдем из машины, — сказал полицейский.

— Как это не разрешили? — не поверила Лариса. — Вы-то сами где?

— Я в машине, — сказал Галатин, выходя из машины.

— Так отнесите телефон ему!

— Хорошо. Сейчас дойду до больницы, минут через двадцать он вам перезвонит.

— Кузов откройте, — сказал полицейский.

— Водителю жена звонит, — Галатин показал телефон. — Волнуется. Давайте я ему телефон отнесу, вернусь и…

— Откройте кузов, — повторил полицейский.

Он был молод, лет двадцати восьми, такой же невысокий, как и Галатин, с полноватым и румяным лицом, без маски, с голубыми глазами, одет в новенькую куртку, которая выглядела щегольской из-за красных кантов на груди, канты были в цвет рамки, окаймляющей прямоугольник на груди с надписью «Полиция»; кстати, траурное, похоронное сочетание красного и черного в нашивках и шевронах полицейских всегда немного коробило Галатина. И шапка на полицейском была новенькая, и, глянув вниз, Галатин увидел блестящие черные ботинки без единого пятнышка, несмотря на окружающий слякотный, разжиженный колесами машин снег. Видно было человека большой аккуратности и порядка, который и в окружающей жизни, наверное, старательно и с удовольствием наводит аккуратность и порядок, таким служба в радость, хотя часто очень не в радость тем, кто с ними сталкивается, потому что по неизвестным причинам это рвение сопровождается отсутствием чувства юмора. Хотя что тут неизвестного — юмор и есть нарушение порядка вещей.

— Хорошо, открою, — сказал Галатин.

Он не без труда вынул штырь, крутя туда-сюда его ручку, распахнул двери. Полицейский, опершись рукой на плечо Галатина, а ступней на подножку, ловко вскочил в кузов.

— Давайте сюда, — позвал он Галатина.

Галатин влез. Полицейский попросил открыть одну из бочек. Галатин открыл ту, что уже открывал.

— А там? — спросил полицейский, — показывая на остальные ряды бочек.

— То же самое.

— Покажите.

Путаясь под крепежной сеткой, Галатин отодвинул две бочки первого ряда, открыл одну из следующих. Там был не порошок, там была какая-то остро пахнущая жидкость. Осторожно, стараясь не запачкаться, полицейский приблизился, заглянул в бочку, потянул носом.

— Спирт, — сказал он. — Ясно.

— Что ясно?

— Пойдемте.

Галатин прикрепил обратно крышку, они вылезли из кузова, Галатин закрыл двери на штырь.