– И что ты собираешься делать со своим знанием? – все-таки я обязана была доиграть.

– Продавать.

Опаньки! Это было уже что-то новенькое. Такого поворота событий я никак не ожидала.

– За сколько?

– Не за деньги. За обещание. Собираюсь обменять свое молчание на флешку с фотографиями Виктории и Саньки и твое обещание нигде эти фотографии не публиковать. Давай оставим эту комедию с шантажом, Катюш?

– Фотографий Виктории с Санькой не существует, – я никак не могла заставить себя сделать серьезное лицо и все еще тихонько посмеивалась. – С Викторией есть только два кадра. Оба она видела в первом письме шантажиста. Остальные я придумала и заставила всех поверить в их существование.

– Неожиданно, – Жорик тоже начал тихо похихикивать. – Может, так и скажем Силенской?

– Она не поверит! – нервно выпалила я. – Она не поверит, что остальных снимков не существует.

– Да, а если поверит, то разозлится до ужаса. – Абсурдность ситуации веселила не только меня. – Ее можно понять. Она чуть не отдала двадцать тысяч долларов за просто так.

Я моментально прекратила смеяться.

– Не за просто так, Жорочка. За доверие. Она слишком доверяет всякой шушере вроде меня. И вот результат, – я грустно развела руками. – Ты можешь не поверить мне сейчас, но я хочу, чтоб ты знал. Когда я только решила ввязаться в эту историю, я рассуждала довольно примитивно: «Судьба подбрасывает мне такой шанс заработать кучу денег, а я откажусь? Ну уж нет! Сама себе потом в жизни этого не прощу. Виктории все ее деньги достались просто по-родственному. То есть они как бы и не ее получаются. И потом, для нее это не сумма. Тем более что мне нужно выкупить форд. Да и проучить наконец эту зазнайку не помешает»… Примерно так думала я в самом начале.

– Честно говоря, поражаюсь, как тебе все это в голову пришло… Гениальный план! Я не одобряю тебя в этой ситуации, но не восхищаться придуманным планом не могу.

– Так можно было бы говорить, выиграй я эту битву. Хотя, знаешь, выиграй я ее… Честное слово, я тоже отнесла бы деньги в офис к Виктории. Положила бы их под стол и ушла от греха подальше. Я не смогла бы потом с ними жить…

– Ты раньше прокручивала что-нибудь подобное?

– Нет.

– Заметно. Ты наделала массу ошибок.

– Мне в голову не приходило, что Виктория привлечет кого-то к расследованию. Мне-то она сказала, что собирается держать происходящее в жуткой тайне.

– Погоди, – Жорик жестом перебил меня. – А что бы ты стала делать, окажись Санька и в самом деле преступником, планирующим шантаж?

– Конечно, съехала бы с дистанции и начала всерьез защищать Викторию. Одно дело, когда я ее обижаю… Мне можно. А кому-то другому не позволю!

Мы оба грустно улыбнулись.

– Ты теперь совсем не сможешь уважать меня? – сказала я и поразилась глупости собственного вопроса.

– Можно подумать, я сейчас открыл для себя что-то новое, – удивился Жорик. – Если бы я решил совсем не уважать тебя, я бы давно уже прекратил всю эту игру. Как видишь, я все же придерживаюсь мнения, что преступник не всегда сволочь и гад. Иногда ему просто надо дать возможность самостоятельно осознать неправильность его действий, и тогда он сам устранит последствия собственных злодеяний. До последнего момента я думал, что ты остановишься. Не подстраховаться, конечно, права не имел, но надеялся, что ты сойдешь с дистанции сама.

– Ты говоришь, как герой какого-нибудь пошлого полицейского романа о добреньких ментах-педагогах, – перебила я его.

– А как мне еще говорить? – резко спросил Жорик. – Я и есть мент-педагог. Знаешь, я дорос до того возраста, когда, провозглашая истины о добре, уже не боюсь показаться смешным. Это как с чисткой зубов.

– С чем? – я всерьез начала опасаться за психическое здоровье опера.

– Смотри, – Жорик необыкновенно оживился. – В детстве все чистят зубы. Потому что родители и общественность уверяют, что это полезно. В подростковом возрасте зубы не чистят. Из чувства противоречия. От желания противопоставить себя общественным догмам. И только позже, в сознательной жизни, люди делают осмысленный выбор. Решают, чистить или не чистить зубы, взвешенно, в зависимости от того, считают ли они это нужным для себя на самом деле. Понимаешь?

Я не совсем поняла, почему эту теорию необходимо было доказывать на столь странном примере, но в целом была согласна.

– Ну да.

– Так вот я, – продолжал опер, – нахожусь уже в сознательном возрасте. Не вижу ничего пошлого в поддержании общепринятых истин. Считаю, что шантажировать кого-либо – это плохо.

– Я тоже так считаю. Продолжай.

– Практически с первых же шагов я начал подозревать тебя. Помнишь, я говорил, что сначала влез в это дело, надеясь проучить Клюшку, а потом заинтересовался тобой?

– Так вот что ты имел в виду! А я уж подумала… – я подскочила, но тут же взяла себя в руки. – Ладно, я прощу тебе эту дерзость, опер. Продолжай. Итак, я заинтересовала тебя как потенциальная преступница…

– Ну и как все остальное тоже! – быстро исправился Жорик.

– Ладно, не важно, – я не хотела отклоняться от темы. – Не то чтобы мне мог пригодиться этот опыт… Но, в общем, расскажи, на чем я завалилась. Мне интересно.

– Ой, да на всем, – отмахнулся Жорик. – Всего и не упомнишь.

– А ты попробуй.

– Ну, прежде всего, ни в коем случае нельзя шантажировать своих ближайших знакомых. Автоматически попадаешь под подозрение.

– Дальних знакомых обычно шантажировать нечем, – парировала я. – Да и неинтересно как-то.

– Смотри, я рассуждал так. Кто знал о походе Виктории в клуб знакомств? Все, кто были в клубе, и ты. Потому что Виктория сама тебе все рассказала.

– И только из-за этого ты начал меня подозревать?! – возмутилась я.

– Нет. Сначала меня поразило, что ты на рассвете оказалась прямо возле того места, куда Санька завез нашу Вику. Изначально я вообще думал, что ты сообщница Саньки.

– Ну, это ты загнул! Просто я в тот вечер делала репортаж для журнала о злачных местах города.

– Об этом я узнал позже. Ты же даже не предупредила своих коллег в редакции, чтобы они не рассказывали, что ты планировала делать материал о Клюшкиной «Надежде».

– Ну да, – я понимающе закивала. – Мне не пришло в голову, что ты будешь расспрашивать редакцию. Я ведь ничего не планировала заранее. Все вышло само собой. Я как раз фотографировала всех входящих в «Надежду» и вдруг увидела среди них Викторию. Увидев эту обычно безупречную, вечно всеми выставляемую мне в пример, кичливую фифу в подобном месте, я не могла сдержать любопытства. Когда она уселась в такси, где ее явно уже ждал какой-то тип, я решила поехать за ними. Перед поворотом на проселочную дорогу я их потеряла. Пока каталась туда-сюда, искала, где же они свернули, оправдываясь мысленно перед самой собой за подобные странные прогулки, наткнулась на Вику. И понеслось… Понимаешь, она всю жизнь мечтала о ярких приключениях, всегда что-то выдумывала, накручивала себя, преувеличивала. Ей так хотелось стать объектом какого-либо шантажа. Ну вот я его ей и организовала. У нее в вазочке в прихожей всегда запасные ключи от квартиры лежат. Я их взяла. Написала Виктории по электронке, а для подтверждения серьезности намерений гнусного шантажиста подбросила такое же письмо и в квартиру. Узнать, когда у них никого не будет дома, было довольно легко. Я же… – тут мне снова сделалось невыносимо стыдно, – друг семьи. В подъезд попала через чердак. Волновалась, конечно, ужасно – вдруг кто меня засечет. Но азарт есть азарт.