Я отложил гримуар в сторону.

— Ничего. Я когда-то читал, что целители сами себя лечить не могут. Не выходит у них… У нас…

— Не выходит, — передразнила девчонка скорее от расстройства. — Значит будем лечить народными методами. Это я у бабушки освоила. Помнишь мой отвар! — Она хохотнула и ткнула меня кулачком в плечо.

Еще бы не помнить. Отвары у нее получались сказочные. Жаль, что моментального излечения не получится. Вика принялась одеваться, что-то тихонько напевая. Я попробовал взять джинсы, понял, что толком не могу даже этого — пальцы опухли, перестали гнуться, застегнуть штаны было им не по силам. И ощутил себя абсолютно беспомощным.

— Держи, — девчонка подкинула мне треники на резинке, сказала довольно, — а кормить я тебя буду из ложечки.

* * *

Следующие три дня со мной старательно нянчились. Сначала мне это даже нравилось. Лежи себе на диване, смотри телевизор, почитывай книжонки.

Вика раздобыла где-то Чейза, торжественно вручила, сказала:

— Читай. Пишет — закачаешься.

Я бы, по правде говоря, предпочел Чейзу Стаута, но не капризничать же из-за такой ерунды. Чейз тоже в охотку пошел неплохо. Правда, возникла проблема с перелистыванием страниц. Руки были забинтованы по самое запястье на манер белоснежных варежек. Подцепить страницу оказалось нечем.

Здесь на помощь неожиданно пришла Вера. Натянула мне на большой палец резиновый напальчник, велела:

— Пробуй.

Я попробовал. Действительно, так все получилось. Спросил удивленно:

— Откуда такие познания?

— После школы довелось работать в архиве с большим количеством с бумаг. Знаешь, как там не просто? Пальцы к концу дня пересыхают, кожа на кончиках лопается. Вот мы и листали документы в перчатках. Очень удобно.

Влад притянул ее к себе, не стесняясь поцеловал. Похвалил:

— Умница моя! Прямо Василиса премудрая.

— А я кто? — Вика шутливо надула губы, посмотрела на меня выжидающе.

Я бросил взгляд на свои руки. Улыбнулся.

— А ты у меня Марья искусница.

— А почему не Варвара краса? — Притворно обиделась она.

Вера расхохоталась.

— А Варварами мы с тобой будем по очереди, если мальчики не против.

Мы с Владом моментально осознали всю глубину своего заблуждения и горячо заверили, что не против. Что они у нас обе натуральные Варвары и даже краше.

* * *

На пятый день установилась неожиданная жара. Солнце палило нещадно. После обеда мы выбрались на море. Расстелили на песке большое покрывало, придавили углы крупной галькой. Уселись с видом на синие волны.

Там я решил оторваться от души, тем более, что повязки с меня уже сняли. Викиными стараниями синяки самым волшебным образом почти рассосались. Напоминала о них прощальная желтизна с редкими вкраплениями фиолетового. Без следа ушло воспаление. Ранки затянулись. Пальцы больше не напоминали переваренные сардельки.

Вера взяла мою ладонь, провела пальцем, покачала головой, сказала:

— На тебе все заживает, как на собаке. Даже удивительно.

— Раньше такого не было, — согласился я. — Даже и не знаю, на что это исцеление списать: на Викино мастерство или на мои собственные умения.

Вика фыркнула, прижалась с другой стороны к моему плечу щекой:

— Вечно ты все пытаешься себе приписать!

Я ее обнял, пообещал:

— Больше не буду.

— То-то же, — она вырвалась из объятий, погрозила пальцем, — смотри, обижусь и уйду.

— Куда ты от меня денешься?

Я сгреб ее, подмял под себя, повалил нечаянно мимо покрывала на песок. Поцеловал по-настоящему, от души. Она неожиданно стушевалась, принялась отпихивать меня ладонями, покраснела.

— Олег, ну ты чего? Мы же не одни.

Влад поднялся, протянул Вере руку, усмехнулся:

— Пойдем, любовь моя, не будем мешать, не видишь — молодожены стесняются.

Я поднял Вику обнял за плечи. Прошептал:

— Глупышка ты у меня еще.

Прошептал и испугался. Кто знает женщин? Кто сможет предугадать их реакцию? Но Вика все поняла правильно. Не стала затевать скандал. Только предложила:

— Пойдем купаться?

— Пошли.

Я резко встал, подхватил ее на руки, понес в сторону моря. Вика прижалась, обняла меня за шею и неожиданно сказала:

— Я люблю тебя.

Сердце мое пропустило удар. Чувства были на удивление взаимны. Наверное, нужно было три раза умереть, чтобы обрести нечаянное счастье. Я не ответил ничего. Да это было и не нужно. Она все прекрасно поняла без слов.

Домой мы вернулись затемно, когда жара окончательно спала.

Потом была постель. Я любил Вику, Вику любила меня. Мы никуда не спешили. Мы ничего не боялись. У нас была чертова уйма времени впереди.

А ночью мне приснился сон. Просто сон. Или не просто? Не было в нем ни бабки, ни кота, ни нави. Я вновь стоял возле знакомых развалин. С синего неба светило нормальное солнце. Трава была пыльной, зеленой, камни серыми, песок желтым. Тень — обычной угольно-черной. Висела она на прежнем месте в расщелине между кусками бетона. Висела и смотрела на меня красными искрами глаз.

А потом она протянула ко мне призрачные руки.

Глава 29. Дежавю

Я не проснулся, а буквально подскочил. Сердце в груди колотилось, как сумасшедшее. Перед глазами стоял черный силуэт. Я слышал его слова:

— Ничего не кончилось, мой мальчик. Я вернулся. Я тебя жду.

Голос почему-то был женский. Хриплый, приглушенный, почти бесполый. Но все-таки не мужской.

У окна сидел Васенька, таращился на меня совиными глазами.

— Как думаешь, он мог вернуться? — спросил я шепотом.

Кот подошел, потерся о ноги, буркнул неожиданно ободряюще. Что хотел сказать, я не понял. Поэтому уточнил:

— Не вернулся?

Васенька фыркнул, задрал победно хвост и скрылся в стене.

— Черт с тобой, — прошипел сквозь зубы я. — Сам съезжу и узнаю.

Взял со стула штаны, принялся надевать.

Вика зашевелилась, начала шарить ладонью по простыне, меня не нашла, открыла глаза, спросила подозрительно:

— Олег, ты куда?

Я застегнул джинсы, склонился к ней, поцеловал, сказал небрежно:

— Спи, мне надо съездить по делам.

Ее это не успокоило. Скорее наоборот. Девчонка уселась, схватила меня за руку, притянула к себе.

— По каким таким делам? Какие у тебя здесь могут быть дела? Не считай меня дурой, Олег. Я же вижу, что-то случилось.

Я вздохнул и признался:

— Сон приснился плохой.

— Снова бабушка?

— Нет. На этот раз без нее.

— А что тогда? — Вид у девчонки стал беспомощным.

— Я