– Неудобная посудина, правда? Но я привыкла. Вы по-простому, вот так берите…

– А что за теория? Где можно с ней ознакомиться? – быстро спросил Максим, пока хозяйка дома не передумала говорить и не выгнала его прочь, как неудачливого студентика.

– Сама по себе теория, может, была и неплоха, – пожала сухонькими плечами старушка, – с чисто академической точки зрения. Но практического воплощения она не предполагала. Антоша не сумел даже доказать, что его пси-волны могут существовать в реальности, а уже рвался ими управлять.

Она медленно, неуклюже поднялась со стула, на котором сидела, и Дежин снова увидел ожившую мумию – костлявая фигурка в нелепом халате, поблескивающие из глубоких глазных впадин искорки живого огня.

– Сейчас… – в ее речи осталось много шипящих, и получилось «щчищас».

Она подошла к громадному старинному книжному шкафу – доминанте всей комнаты – и распахнула стеклянные дверцы одной из его секций, где совсем не было полок, а книги и бумаги высились неровными горками. Пробежалась иссохшими, словно паучьи лапки, пальцами по корешкам в полутораметровой стопке пожелтевших от времени папок и выудила одну из них, не самую толстую.

– Вот – то, что вам нужно.

Папка бесшумно легла на застеленный обычной клеенкой стол. Дежин сделал глубокий вдох и одним махом заглотил остывший, горький, терпкий, отвратительно крепкий чай. Больше отблагодарить старушку было нечем, а простого «спасибо» было явно недостаточно. Дежин, не напрягаясь, представил, как вцепится в эту папку полковник Гречин.

Максим заметно нервничал, когда вез меня в исследовательский центр. Его горячая ладонь то и дело смещалась с рычага, разделявшего пространство между нашими сиденьями, и накрывала мою руку. Я чувствовала ток крови в его пальцах – быстрые, сильные толчки.

– Максим, я не боюсь, – в пятый раз за утро попыталась объяснить я, но он решил бояться вместо меня.

Это было странно – пугающе и приятно. Пугающе – потому что я до сих пор не могла поверить в свалившееся на меня счастье. Человек, который мне более чем небезразличен (Светка, окстись, ты же втрескалась в него по уши!), переживает за меня больше, чем я сама. Странно, потому что я действительно не понимала его опасений. Роль подопытного кролика – не самая приятная, но я пережила такое однажды, когда мама, из лучших побуждений, отдала меня в лапы проходимца-профессора, переживу и теперь. Зато появилась надежда, что мы сможем разобраться в поведении Твари и, может быть, получится найти ее стаю.

– Ты сможешь связаться со мной и с Тамарой Георгиевной в любое время, полковник дал слово, – глухо сказал Максим.

– Буду звонить, не волнуйся. И Вячеслав не даст меня в обиду, – ответила я и уткнулась лбом ему в плечо, пряча невольную улыбку.

Получалось, что я утешаю мрачноватого, сурового и сильного капитана, как ребенка. И мне это нравилось! Мне, но не ему. Совершенно не скрывая того, что не доверяет людям хладнокровного и жесткого, как бетонная плита, полковника, Максим переживал за меня, словно я была невесть какой ценностью для него лично. Ах, как бы мне хотелось, чтобы так оно и было! Вместо того чтобы прислушаться к его опасениям, я млела, как последняя дурочка, купаясь в проявлении его чувств. Букет цветов, наше единственное неудачно закончившееся свидание – какая же это ерунда! Поминутное касание широкой ладони, как будто он тоже лишился возможности видеть, и на ощупь пытался убедиться, что я рядом, – вот, что дарило мне надежду, от которой тревожно и сладко ныло в груди. Даже Тварь, висящая над нашими головами, не могла испортить мне настроения.

Мы вышли из машины, но Максим не торопился идти. Вместо того чтобы уже привычно взять меня под локоть, он неожиданно притянул меня к себе и обнял. От неожиданности я чуть не выронила трость, а капитан просто стоял, вздыхая мне в макушку, цепляясь небритым подбородком за волосы, и молчал. Я повернула голову и прижалась ухом к его груди, где туго и часто билось сердце. Сколько бы я ни представляла себе в мечтах, как должно выглядеть счастье, такого в голову не приходило. Если бы эту минуту можно было остановить, продлить до бесконечности, я бы отдала все, что угодно, но Максим отпустил мои плечи и сделал шаг назад. Мир опустел, дунул прохладный ветерок, заполняя пустоту между нами, и я сделала первый шаг навстречу неизбежному.

Его взяли на границе. До Брусничного Михаил доехал без приключений и довольно быстро, несмотря на затяжной ремонт трассы «Сортавала». Очередь к пропускным пунктам оказалась небольшой, и машина быстро подъехала к терминалу. Оставив ее для осмотра, Фрайман спокойно вошел внутрь и встал в короткую очередь для проверки документов.

Розовощекий молодой пограничник со старательно заученной маской безразличия на лице, открыл его израильский паспорт и вдруг нахмурился.

– Ждите здесь, – сообщил он Михаилу ломким баском и вышел вместе с паспортом до того, как Фрайман успел поинтересоваться, в чем дело.

Его никогда нигде не задерживали. Не было у него опыта неудач при пересечении границ. Даже дотошные иммиграционные офицеры Британских островов всегда были более чем деликатны, хотя Фрайман слышал о них немало неприятных историй. Растерянно оглянувшись, он увидел, как сзади, молча оттеснив стоящую за ним пару, подходят двое.

– Фрайман Михаил Яковлевич? – спросил один из них, высокий широкоплечий брюнет с глазами цвета выдержанного коньяка.

– Да, – все еще не веря в происходящее, ответил Михаил, – это я.

– Проследуйте за нами.

На одну секунду его обдало жарким желанием возразить, сообщить этим двоим, что случилось недоразумение, что он – гражданин Израиля и они не имеют права, но, взяв себя в руки, Фрайман пожал плечами.

– Хорошо.

Страха он не испытывал, лишь мысленно убедился, что помнит телефонный номер адвоката – из лучших – на случай, если заберут телефон. Обвинить его в чем-то конкретном никто не мог, но крови попортить – непременно.

Его вывели наружу и усадили в темно-синий микроавтобус с красной полосой на боку. С порожка машины Михаил оглянулся: за белым шлагбаумом начиналась ничейная полоса, а дальше, под горкой, отсюда не разглядеть, стояли серые кубики зданий финского пограничного поста. Там были безопасность и свобода. В этот момент Фрайман ощутил смутное беспокойство: а что, если он ошибается и предусмотрел не все? Парень с коньячными глазами подтолкнул его в спину – мягко, но точно. Михаил оказался в салоне, а парень вошел следом и закрыл дверь. Микроавтобус тронулся и резво покатил в обратную от границы сторону.

Глава 13

Все