Футболисты засмеялись, и атмосфера разрядилась.

Вперед вышел улыбающийся парнишка, рыжий и веснушчатый, встрепанный и ротастый, наверное, таким был Лев Витаутович в молодости, только другой масти.

— Да, у нас скотный двор, а я — Гусак! Валера Гусак. Мне двадцать один. Играю в нападении, чаще в центре. И еще чаще — запасным.

На этом скотный двор закончился. Было еще два заща — Иван Иванов и Егор Потупчик, два тридцатилетних игрока, на вид рыхлых и неспортивных — и сорокалетний нападающий Кирилл Синяк.

Когда презентация закончилась, Сан Саныч еще раз окинул взглядом футболистов, помолчал немного и сказал:

— В общем, так. Мы здесь собрались, чтобы играть и выигрывать. А для этого нужно что? Работать. Много и тяжело, до кровавого пота. У меня есть команда, нацеленная на победу. Потому что товарищ Шуйский заинтересован в том, чтобы Михайловск перестал позориться. Кто не потянет, у кого нет времени и мотивации, тому лучше сразу уйти. Будет трудно. Очень трудно. Так что вы или вливаетесь, или сливаетесь. А теперь — тренировка. Нерушимый, проверь вратаря… Нет, стоп! Сперва проверка, кто из вас сдутый мяч. Руки в ноги — погнали! Нерушимый, ты тоже. Проверим вашу выносливость. Слушаем меня и выполняем команды. Побежали!

Гонял он нас полчаса, чередуя челночный бег с захлестами, приставным шагом, бегом высоко поднимая колени. После нагрузок Кири мне это было как слону дробинка, местные футболисты оказались хилыми. На пятнадцатой минуте сошли с дистанции рыхлые защитники — сперва Иванов, потом Потупчик.

Не просто сошли — уползли и хрипели, хватая воздух разинутыми ртами, красные и взмыленные. Наблюдающий за экзекуцией Петр Казимирович лишь качал головой.

Нападающий Синяк кряхтел, пыхтел, но продержался до последнего. Зато за пять минут до конца слился здоровяк Быков, а вот круглощекий Кошкин вытерпел. Правда, потом десять минут отходил.

— Плохо! — гаркнул Сан Саныч. — Если думаете, что это разовая акция, то вы ошибаетесь. Выносливость у вас не просто нулевая, она в минусе! Сейчас проверим, как с техникой. Нерушимый, на тебе вратарь.

Васенцов был старательным, но слишком медлительным для вратаря и деревянным. Он вообще не умел работать в падении. А когда я показал ему упражнения, парень падал так неумело, что казалось, вот-вот поломается. Представляю, как ему было больно биться костями, когда он падает.

Судя по крикам Димидко, он тоже не был доволен футболистами. Но и навязанный Кирей балласт ему поначалу не нравился, вдруг и эти заиграют?

Когда тренировка закончилась, поговорить с Санычем мы толком не успели. В пять за нами заехал Смирнов и повез показывать общежитие завода. Оно было неплохим, примерно, как в Лиловске, но Сан Саныч обнаглел и потребовал две трехкомнатные ведомственные квартиры, намекнув, что, если хорошие футболисты откажутся играть, то кое-кто сильно расстроится. О нашем бедственном положении Смирнов, конечно же, не знал, потому пообещал поговорить с директором завода.

Потом мы засели в привокзальном кафе, Димидко достал телефон и долго на него смотрел, думая, как преподнести информацию парням.

— Хочешь, я проведу разъяснительную работу? — предложил я, нашел в списке контактов Микроба. С него и начну.

Димидко шумно выдохнул и прежде, чем дать добро, сказал:

— Инвалидная команда. Работать можно только с тремя: Кошкин, Щенников. Ну и Гусак так-сяк, у этого техники ноль, хотя есть талант. Синяк старается, но ему тяжело, и рекорды он ставить уже не будет. Быков тот вообще бестолочь, ему бы на эти ваши бои без правил, а не в футбол. Как вратарь?

— Недостает реакции. Ну и техники.

— Короче, и этот нулевой. Случить что с тобой, считай, заменить тебя некем. Если хоть кто-то из наших откажется, у нас будут во-от такие дыры в защите. Не дыры даже, тоннели. А нападения не будет вовсе. Либо же команду соберем, но окажемся без запасных. Давай, звони, Саня. Ментов в Евпатории уболтал, и наших убедишь.

Первым я набрал Микроба, хлебнул чаю и проговорил:

— Привет, Федя. Тут такое дело…

Глава 23. Счастлив — кого встречают

На Михайловский вокзал я приехал раньше на двадцать минут и, не в силах подавить волнение, ходил туда-сюда по перрону, безлюдному воскресным утром, поглядывал на огромные круглые часы при входе, которые венчал герб Советского Союза.

В пятницу я рассчитался на работе, сдал комнату в общежитии Мищенко, пригласил в кафе приятелей, но прежде обзвонил-обошел людей, которые мне помогли. Джабаровой подарил духи, Живанши, купил у фарцовщика в подземном переходе, он уверял, что настоящие. Директору спорткомплекса «Динамо», Мимино, (они съехались с Джабаровой) — красивую «динамовскую» ручку и календарь с фотографиями легендарных динамовских футболистов. Навестил Льва Витаутовича, обещавшего выбить нормальный бюджет для футбольной команды, если мы одержим три победы подряд.

Нашему коменданту Мищенко я подарил молдавский коньяк «Кодру» и символически — веник, гонять распоясавшихся жильцов. Василий Ильич расчувствовался, обнял как родного и хлопал по спине протезом.

Вещи мои поместились в две дорожные сумки. В боковой карман я положил лисицу, новогоднюю елочную игрушку, которую сделал своим символом. Теперь все должно быть по-другому. В субботу я перебираюсь в Михайловск в новую трешку, которую удалось выбить Сан Санычу, в воскресенье съезжаются игроки балласта, кто согласился играть в «Титане», а в понедельник у нас командное собрание и первая совместная тренировка, будем отрабатывать взаимодействие.

Не все шло так, как хотелось бы, но начало было положено.

За столом в кафе собрались Алексей, с которым мы бились на турнире от СК «Динамо», Дарина. После схватки с грабителями она полностью восстановилась. На ней было элегантное вечернее платье, выгодно подчеркивающее ее тонкую талию и роскошные бедра. С первого взгляда — милая трепетная девушка, но на самом деле боец еще тот. Еще присутствовали Кот-Шрек и Наташа, но без Вадика, он был на дежурстве.

Александр Нерушимый оказался более общительным, чем Звягинцев, он легче обзаводился друзьями. С каждым днем воспоминания о прошлой жизни все больше отдалялись и обесцвечивались, будто фотографии, брошенные в остывающий очаг.

Когда мы уже собрались по домам, пришла Настя. Остановилась у входа, не решаясь подойти. Видно было, что она здесь не случайно, и Наташа в курсе. Ну да, откуда бы Настя узнала?

— Она с миром, — прошептала Наташа, отводя взгляд. — Извиняться пришла. Стесняется. Боится, думает, что злишься.

Вот дуреха! Надо ей помочь. Я подошел к девушке и прошептал, чтобы остальные не слышали:

— Настя, я