— Идем, сами увидите.

Квартиры были шикарные: девяносто квадратов обе. Три маленькие спальни, два туалета и огромная кухня-гостиная с выходом на балкон, аркой поделенная на две части. Из окна открывался вид на спальный район. Что касается мебели, замдиректора завода и директор футбольной команды «Титан» Смирнов, напуганный именем Шуйского, где-то нашел списанные старые кровати с тумбами и распорядился расставить их в спальнях. В прихожей был перекошенный шкаф с почерневшим зеркалом, в кухне — столы, списанные из какой-то столовой, и такие же потертые стулья. А там, где обычно ставят диван у стены, лежали маты. Гениальное решение!

Я захлопал дверцами кухонного гарнитура, обнаружил алюминиевую кастрюлю, кастрюльку поменьше без ручки, огромную чугунную сковородку, которая не одну бабку пережила, и чашки-тарелки с мишками и зайцами, будто их украли из детского сада. Спасибо кровати не оттуда.

И пяти минут не прошло, как в нашу квартиру поднялись ветераны, вид у них был похоронный.

— Что-то с Сан Санычем? — насторожился Микроб.

Матвеич кивнул на маты.

— Нужно обсудить, как жить дальше. Присядьте. — Он покосился на своих и подчеркнул: — Все присядьте. Считайте, что у нас совещание.

Мы, молодняк, плюхнулись на маты, Колесо расселся с нами. Остальные взяли стулья и сели напротив нас. Я похолодел, ожидая дурные вести. Проверил чат «балласта», затем — свои сообщения: непрочитанных не было. Может, Димидко не хватает силы воли написать нам, чтобы на него не рассчитывали, но он сообщил это Матвеичу, думая, что он поймет?

— Димидко написал? — спросил Гребко упавшим голосом.

Если это так, значит, мои предположения верны. Но как можно так резко передумать? Еще вчера, уезжая домой за вещами, он горел азартом и рвался в бой. Столько в нем было энергии, столько страсти!

— Нет, — ответил Матвеич, и я выдохнул. — Но я давно знаю его семью. Тамара, жена его, очень непростой человек.

— Мегера, — сказал Колесо.

Будто не слыша его, Матвеич продолжил:

— Сложный, я бы сказал, человек.

— Эгоистичная падлюка, — перевел Колесо. — Мозговая плесень.

— Она вполне могла поставить ему ультиматум, а Саня очень ценит семью, жену любит, детей.

Колесо хотел сказать, что Димидко подкаблучник, но смолчал. А я подумал, что в той реальности Димидко счастлив в браке, у него жена Кристина и два сына. Причем с этой девушкой они росли в одном дворе. Что же пошло не так? Где и когда его перехватила мегера Тамара? «Прекрасна, как ангел небесный, как демон, коварна и зла».

— И, если она так сделает, он, скорее всего, выберет семью.

— Но почему он не написал? — пожал плечами Гребко. — На него не похоже.

— Короче, хочешь мира — готовься к войне. Если он не отзовется, то мы попали. Без тренера нам никуда. За полмесяца никого толкового найти не получится. — Матвеич опустил взгляд, поджал губы и проговорил: — Мне, конечно, хочется играть. Но если не останется выбора, я готов взять на себя тренерские обязанности. Вдруг получится?

И тут из прихожей донесся бодрый голос Димидко:

— Что за заговор? Кто там меня подсидеть пытается?

Мы вскочили как по команде, уставились в прихожую, где Димидко по-мальчишечьи скинул туфли, вбежал прямо в расстегнутой куртке и перекошенной шапке, упал на колени и воздел руки.

— Го-ол! Победа!

На его щеке алели три глубокие царапины. Телефон, надо полагать, пал смертью храбрых в семейных разборках.

— Нас не возьмешь, врешь! Мы живы пока! — фальцетом заорал Микроб, и получилось у него, почти как у Кипелова.

— Ура! — брякнул Клыков.

Погосян замер истуканом, его красные губы подрагивали.

— Сан Саныч! Ну нельзя же так! У нас у всех чуть сердце не разорвалось!

Димидко швырнул куртку на стул у стола, туда же отправил шапку и потер руки.

— Совещание, значит, у вас? Отлично. Значит, продолжим. Вы, собственно, чему радуетесь? — Он окинул нас тяжелым взглядом, все притихли. — Думаете, будут приключения, бабы, сауны, коньячок? Забудьте! Если почую от кого-то перегар — лишу премиальных. Сухой закон с сегодняшнего дня!

Сан Саныч ходил по гостиной туда-сюда, молодой, высокий, длинноногий и немного нескладный, накачивал нас и сам наполнялся уверенностью в том, что он — суровый и справедливый лидер.

Я смотрел на лица игроков, на огонь, разгорающийся в их глазах, и проблемы отступали, приходила уверенность, что в этот раз у нас точно все получится.

Конец третьей книги