Морган выхлебнул остатки кофе. – Вот что я в тебе не в последнюю очередь ценю, так это то, что с тобой не надо часто психологией заниматься…

– Смотрите-ка, – Рыжий вернулся с чеком в руках. Морган посмотрел, куда он показывает, и сказал:

– А! Так мы практически дома!

На чеке, в последней строчке, сразу после адреса забегаловки, стояло название города.

Мы не поехали в нашу с Морганом квартиру в центре. «Мало ли что», – туманно изрек Капитан, после чего подумал, куда-то позвонил, потом еще раз позвонил, и к забегаловке подъехало такси. В машине я наконец пригрелся и начал задремывать. Я все-таки чувствовал себя странно. Нездорово.

– Сколько там комнат? – брюзгливо спрашивал Баламут.

– Одна, – утомленно отвечал ему Морган.

– Жить с двумя парнями в однокомнатной квартире! – брюзжал Рыжий в ответ. – Нет, может, тут кому-то и в шалаше будет рай…

– Странно такое слышать от человека, делающего себе дырки в правом ухе…

– Странно такое слышать от человека, который никогда даже не пытался проверить, фикция это или нет!

– Ой, а вам таки хочется, чтобы я начал это проверять?..

Я улыбался сквозь полузабытье. Все было хорошо.

– Аптека.

– М-м.

– Слышишь? Возьми.

Это голос Моргана. У меня перед носом – его рука с белым, расплывающимся в тумане, кругляшком таблетки.

– Выпей. Не просыпайся, просто проглоти. Вот так.

Его голос уплывает. Мы в каких-то трущобах, в квартире, которую Морган снял на сутки. Я лежу, на мне несколько пледов, меня сильно морозит. Я сплю. Иногда сквозь сон проступают голоса и снова исчезают, как будто я слышу их по телефону, то и дело выпадающему из зоны доступа. Они мне снятся? Или они реальны?

– ...горит, прямо вот чую, как они к нам подбираются. Валить бы нам отсюда.

– Паранойя у вас, дорогой. Не может нас никто так быстро вычислить. Несколько часов потерпим. Ты видишь, он не в состоянии…

Голоса уплывают.

...Я почему-то вижу Александра Вуула. Он сидит рядом с моей постелью и смотрит на меня, ничего не говоря, и один глаз у него горит, как у зверя в темноте. Почему у него глаз как у зверя? Он тоже оборотень? Желтый огонь расплывается и превращается в фонарь, сквозь окно глядящий мне прямо в лицо. Я вижу Колобка на больничной кровати. Почему он снова под капельницей? Он же выздоровел, он нашел свою дорогу на свободу! Тут же я понимаю, что он снова в Лабиринте и болен, и нам с Машей снова надо идти его спасать. Где Маша, почему ее нет? Ее нет, потому что Баламут поднимает к губам черную флейту. Не надо звать мертвых, остановись, не надо!..

– Аптека. Чш. Успокойся. Слышишь?

Меня удерживают руки. Кто это, кто здесь?.. Нет, всё хорошо, это Морган. Лоб холодит что-то мягкое. Я, весь мокрый от пота, лежу навзничь на кровати под простыней.

– Что там? – сонный голос Рыжего.

– Всё в порядке, спи, – где-то в стороне, как из бочки, говорит Морган.

Штора задергивается, фонарь за окном пропадает. Я снова проваливаюсь в сон.

...Где-то хлопает дверь.

– Тебе самому, значит, можно гулять!

– Тс-с.

– А мне, значит, сиди кукуй в этом клоповнике! – шепотом возмущается Баламут.

– Да ты запалишься тут же, что я, не знаю тебя. Полезешь звонить кому-нибудь... Интернет не включал?

– Да не включал, не включал, блин, расслабься уже…

Булькает вода, которую наливают в стакан.

– Митя.

Я разлепляю глаза. Маленькая почти пустая комната. Где мы? Сквозь задвинутую штору брезжит серый утренний свет. Передо мной темная фигура Моргана.

– Пей.

Я пью какую-то микстуру.

– Это тебя надо было Аптекой прозвать, – говорит где-то сбоку Баламут, и комната снова как-то очень быстро проваливается в небытие.

...Маленькая комната, за шторами – солнце и детские голоса. Тихо гудит компьютер. Стол в комнате один, и на одной его половине Баламут в наушниках с насупленным лицом гоняет что-то разноцветное по экрану ноутбука. На другой половине Морган разложил перед собой на газете какие-то многочисленные железячки, сидит в одной майке, вертит в чем-то отверткой и, фальшивя, напевает сквозь зубы. На его плече – знакомая татуировка в виде игрушечной совы. Мне кажется, что игрушечная сова шевелится и мигает мне на плече у Моргана. Я закрываю глаза. Я стараюсь заснуть.

Вот бы так раз – и открылся гейт. Вот взял и открылся прямо сейчас, мечтаю я сквозь сон. Прямо вот в этой стенке в ужасных розово-серых обоях, как в детстве. Но дудочка, черная дудочка, которую мы принесли... Ведь нам было сказано – не ходить в Лабиринт... Где теперь выход?

Я сплю, и мне снится в темноте табличка «выход», надежно и успокаивающе зеленая. Она маячит впереди и не желает приближаться, хотя я бегу к ней со всех ног.