пати. Так утешал я себя под грудой женских тел. В конце концов, такое буйное внимание просто приятно.

— Мороженое, — сказал я, как только среди всего этого пыхтения и визгов «Джерк Хилл, ты ответишь за всё!», «щипай его за щечки, сеструля!», выдалась секундная пауза.

— Что мороженое? — не поняла раскрасневшая Кая, возлегшая на меня справа, с захватом руки своим хвостиком.

— Зубы нам не заговаривай! — пригрозила Аиша слева, отцепившись от моих щечек.

— Сейчас Риса и Верлита всё мороженое съедят, — поделился с ними своей догадкой, — пока вы из меня чучело делаете.

Они шустро обернулись и им предстала чудная картина сговорившихся мелких разбойниц, залезших в трехкилограммовое ведерко сливочного лакомства.

— Мы только попробовать, — невинно сказала Верлита, хищно облизывая ложечку.

— В сугубо испытательных целях, — вторила ей Риса, с тающим светлым пятнышком на носу. — Согласно боевому Уставу авантюристов о дополнительных исследованиях сомнительных съестных припасов.

— Поднимите меня на ноги, — глухим баском, изображая гоголевского Вия, угрожающе сказал я. — Верлиту я превращу в мышку, а Рису в хомячка! А потом мы их накормим гнилым желудком шайнского шакарля. Согласно боевому Уставу.

В отличие от земного исландского хакарля, где мясу акулы давали подгнить, отчего у блюда появлялся специфический запах, шакарль еще при жизни пах хуже помойки. Плотоядный химера-падальщик обитал на Великих болотах, той стороне до Южной Каталии, что принадлежала Шайну. Если простой человек не падал в обморок от вида переплетенных щупалец, с высовывающимся из него клювом, которым шакарль разделывал трупы, то уж его запах заставлял отступать даже самых стойких.

Обе негодницы шустро соскочили со стульев и исчезли на втором этаже, оставив поле боя за моим богатым воображением.

— Хоть кто-то меня боится, — проворчал я, подходя к ведерку, обложенному льдом, — боюсь скоро и эти проказницы начнут меня таскать за волосы.

— Мы тебя защитим, — пообещала Кая, — мучить Джерка Хилла позволено только нам!

Я искоса посмотрел на их довольные мордашки, разделяя мороженое на четыре больших бокала, натирая в них шоколад мелкой теркой, капая в каждое по паре капель ликера и добавляя кокосовую стружку. Украсил всё это великолепие клубникой.

— Мороженое «Каюся», — провозгласил я, подавая девчулям, — в честь свирепой покорительницы мужских сердец. По древним легендам эта богиня разведки появлялась во дворцах, исключительно в окружении полуголых мужиков с ведрами и швабрами.

— Зачем ей мужики со швабрами? — удивилась Аиша, а Кая подозрительно посмотрела на меня, пробуя мороженку.

— Чтобы слюну присутствующих вытирали с пола, — не моргнув глазом отвечал я, доставая кусок печенюшки и притапливая в чае с шиповником. Мороженое для любого мужчины становится слишком сладким, после того как в их жизнь врывается шаурма.

— А про меня есть легенды? — с надеждой поинтересовалась Аиша.

— Про тебя есть песня, — утешил её, — но сначала борщ, мы же договорились.

— Ты совсем про меня не думаешь, — обиделась она.

— Я всегда думаю о тебе — заверил принцессу, — даже когда пью чай с печенькой… окунаю её бережно в чай… держу… пока не перестанут всплывать пузырьки.

Клянусь вам, она стала похожа на злобного котёнка под дождем. Особенно, когда я намокшую печеньку показательно заглотнул. Но тут «цыгане шумною толпой», точнее Риса с Верлитой скатились к нам, подсчитав, что за пять минут мой гнев прошел. Его и не было, но такое знание немного лишнее для гиперактивных шалуний. Получив по своей порции и узнав, что лакомство называется в честь Каи, они восторженно приступили к дегустации. Верлита конечно странно посмотрела на меня, но аллегории это одно, а свобода творчества — совсем другая категория.

Жаль Камии своей доли не досталось, но это она сама виновата. К отъезду принцессы решила пару вещей успеть сделать, потому опять ушла в гильдию: творить и покорять.

Я постучал ложечкой по бокалу: время охренительных историй от его милости.

— Давным-давно, когда у Шиноры еще не вырос её шнобель, а дедушка Ариши Шторморожденной тыкал острыми предметами в тушки орков Былинной степи, королевское собрание документов и письменных свидетельств истории Шайна держал под своим крылом, вернее, под клешней — один любопытный человек. Звали его Флектор Флибуста с простым прозвищем «Краб». Занудливый, ворчливый старикашка для одних, неплохой рассказчик, знавший множество забавных баек — для других.

Фанатично влюбленный в свое дело, приказом короля, исполняющий воспитательные функции для принца, отчего последний люто не взлюбил старика, свободное время Флектор посвящал поиску рукописей. Не гнушался силовым изъятием манускриптов из чужого обращения, вида был диковатого: высокого роста, с всклокоченной бородой, горящими глазами из-под кустистых бровей. Вместо левой руки, утерянной в битвах за Шайн, носил самодельный протез, на конце состоящий из воздушного цилиндра с артефактом, подпружиненного поршня и насадки для присоса листа.

— Вот настолько сумасшедший старик был, — подчеркнул я, — даже протез соорудил, чтобы листы рукописей быстрее переворачивать.

Кисули с любопытством внимали мне, даже Кая, знавшая финал истории.

— Финансирование тогда было нестабильным, как и само время. Но Флектор находил средства, иногда банально грабил богатых купцов, самих авторов, каждый раз выходя сухим из мутной воды посягательств на интеллектуальную собственность. Мог бы жить спокойно, быть вежливее с принцем, а не парировать гнилые огрызки яблок, что любил кидать принц, своим протезом. Но не стареют сердцем ветераны. Раз прослышал он о редкой книге о правилах содержания гаремников. Воспылал старик страстью экзотической к редкой рукописи, нанял ходоков и авантюристов для поиска манускрипта.

В один прекрасный день ему сообщили, что книга украдена и человек ждет монет за рукопись в пещере Блайтерберга. Собрался старик и поехал в другое королевство, добрался до пещер, вступил в неё и тотчас упал, сбитый подлым ударом с ног. Когда Флектор очнулся, вокруг него стояло четверо.

— Я просто допустил опечатку в книге, а ты ославил меня невеждой, — сказал первый и нанес свой удар.

— Я пишу эротику, но ты называешь это низкопробной порнографией, — ударил его второй.

— Ты назвал меня бабой, так познай теперь мощь моего кулака, — проревел третий, пронзая ударом печень Флектора.

— Ты просто глупый, вздорный старик, — внезапно решил четвертый, — испортивший свой вкус низкопробной литературой, но плата за это жизнью неравноценна. Спасайся, я задержу их!

Но Флектор Флибуст был настолько же упрям, насколько самоуверен. Не обращая внимания на численное превосходство неприятелей, он оттолкнул руку помощи и вступил с авторами в жаркую полемику, результатом чего явились многочисленные травмы, несовместимые с жизнью.

Когда его тело привезли в Шайн, принц лил слёзы словно мартовский дождь, король повелел устроить погребальный костёр в знаковом месте, в устье там, где знаменитая река Трит распадается на Лайн и Эрайн, а тризну посетили даже его враги.

Я