они представали передо мной живыми и здоровыми, я пробовал рассеять этот мираж, убеждал себя, что они жильцы сожранного изнутри термитами дома, от которого остался лишь фасад. Я представлял, как от прикосновения пальцев сооружение рушится. Потом я сомневался в своих оценках. Не слишком ли сурово я поступлю с ними? Не ошибся ли я, осудив их? Недостаток уверенности погасил тлеющие огни сомнений, все еще мерцавшие перед глазами. В таких условиях лететь с четырьмя сумками кокаина, с пустыми руками или с контрабандой фиалок значило совершить одно и то же действие.

Для осуществления задуманного было необходимо, чтобы меня нанял наркоторговец. На ум пришел Антонио Экстремадура. Интересный жук этот Антонио Экстремадура. Мы вместе учились в школе. Более ответственного ученика я не знал. Он гнул спину перед учителями, потел на уроках, стараясь заработать самую высокую оценку. Образцово-показательный ребенок. Он отправился в Соединенные Штаты изучать экономику. Через несколько лет появился в Боливии, став одним из звеньев в цепи торговцев кокаином. Я ничуть не удивился. Вглядываясь в его биографию, не вижу противоречия между его примерным поведением в школе и занятием наркоторговлей теперь. В детстве он с той же готовностью присягал на верность учителям, с какой сейчас служил Чико Линдо. Если бы Антонио воспитывался в картезианском монастыре Гран Картуха, то вырос бы аскетом, в Треблинке [35] он прослыл бы самым усердным палачом. Антонио творил себя по образу и подобию своего хозяина. Рабский инстинкт заставлял его искать тень могущественного заступника. Его пластилиновая мораль модифицировалась под любую систему ценностей. Главный его талант заключался в полном отсутствии талантов. Он родился бесцветным, идеальным подчиненным, на фоне которого любой босс блистал. Чтобы скрасить свою посредственность, Антонио одевался дорого, одежду ему шил нью-йоркский портной. Однако тому не удавалось преобразить его, наоборот, получалось лишь подчеркнуть недостатки. Обладая небольшим ростом и выдающимся носом, Антонио делался незаметным в обычном костюме, в оригинальных нарядах он смотрелся пажом или шутом, в общем, одеяния, способного его приукрасить, не существовало. Он был прилипалой, которому суждено сгинуть вдали от кормивших его акул. Если его сфотографировать одного, то лицо его не появится на негативе.

Я отправился навестить его в гостиницу, где он расположился. Даже приезжая в наш город на полгода, он не снимал дом, а кичился тем, что жил в самом дорогом отеле.

Я зашел в его номер-люкс. Для начала он налил два бокала виски. Виски царил в этом номере, он был ароматом, преобладающим в интерьере цветом, благородной ноткой в плотном воздухе, навязчивой мелодией. За неимением конкретной темы для начала разговора он посетовал на отсутствие в гостиничной администрации телекса [36]. Узколобые латиноамериканцы. Пожаловался на невозможность найти секретаршу-полиглота. Он не искал ничего необыкновенного. Ему подошла бы курица, говорящая на английском, французском, немецком, фламандском и японском языках. Неужели для этого необходимо поместить объявление во всех газетах страны? В газетах половины континента? Девочки в этой стране не готовятся жить в условиях рыночной конкуренции. Он не из тех, кто приглашает девушку на работу за смазливую внешность.

Я заметил, что он преждевременно постарел. Годы не суммировались в морщины и недомогания, они высветили в карикатурном виде его характерные черты, подчеркнули размер носа, который жадно вбирал воздух, приковали внимание к свиным глазкам, лакейской покорности, что заставляло Антонио маскировать свой рабский удел высокопарными эпитетами.

Его удивило мое предложение нанять меня в качестве поставщика кокаина.

– Ты шутишь? Никогда бы не подумал услышать от тебя подобную просьбу. И не подумай, что ко мне мало обращаются. Ты даже не представляешь себе, какие люди меня разыскивали. Бывшие подруги, красотки, которых мы никогда не берем в дело, бывшие преподаватели, мои родственники, родственники знакомых. Никто из них меня не убедил. Но я шокирован, увидев тебя на месте просителя.

Он объяснил мне, что собаку съел на отборе курьеров. По его оценке, я был негоден для дела: я совсем не походил на тех молодых, честолюбивых, отважных и пышущих здоровьем, что развозили наркотики по всему миру. Ими двигали непомерные амбиции, они мечтали о спортивных машинах, сказочных шлюхах и денежных фонтанах. Они сдали бы на скотобойню своих толстых мамаш, чтобы получить желаемое. Антонио нравилось смотреть, как оптимисты и смельчаки отправляются в путь. Вербовка доставляла ему радость, подобную той, что испытывает директор училища, записывая в класс будущего мистика. Он не беспокоился о том, что впоследствии половина из них попадется полиции. Его подопечные обитали в тюрьмах Мексики, Соединенных Штатов и Европы. С большей частью он никогда больше не увидится, поскольку выйдут они дряхлыми стариками. Но те, кому удавалось перехитрить закон, появлялись на его пороге с улыбкой, иногда без зубов, иссушенные и больные. Он оплачивал им зубные протезы, давал поправиться на пару килограммов и снова отправлял в аэропорт, предвидя, что они будут продолжать летать до тех пор, пока их окончательно не упекут в колонию строгого режима или пока они не сгинут на улицах Бронкса.

– Хонас, я знаю, что ты творческий человек. Мне говорили, что ты занимаешься фотографией. Ты просто сбился с пути. Твое путешествие не принесет тебе барышей, а нам выгоды.

– Мне нужны деньги, – объяснил я.

– Тесть одолжит тебе намного больше, чем ты выручишь за контрабанду.

– Я хочу попробовать, – настаивал я.

Антонио согласился, но не из-за уверенности, а из-за спешки. Он зевнул, скрепляя сделку своим разинутым ртом.

Спустя три дня Антонио позвонил в мою дверь. Он принес кожаный чемодан.

– Внутри этого саквояжа десять килограммов кокаина. Ты по земле отвезешь его в Сан-Паулу [37] и доставишь по адресу, который я тебе дам.

– А на самолете нельзя?

– По земле не так опасно.

К моему ужасу, чемодан был пуст. Он что, играл со мной?

– У него есть потайной отсек между кожей и подкладкой. Не ковыряйся в нем, все равно не найдешь.

Антонио купил мне билет на ферробус [38]. Дал денег на проезд, пообещав вручить еще пачку купюр по возвращении. Он удалялся на своей машине, в то время как я считал часы до начала своей экспедиции.

Глава XXVI

В канун моего отъезда Талии привиделось крушение ферробуса. Среди дымящихся обломков вагона она различила перемолотые фрагменты моего тела, картина сопровождалась музыкальным фоном из стонов умирающих. Жена попросила меня отложить поездку. Я не поддался на уговоры. Предсказание меня впечатлило, однако отступать было не по-мужски, и я тешил себя надеждой, что Талия накачает меня транквилизаторами и я опоздаю на поезд. Иллюзия. Она легко смирилась с