– Я заметил. То есть ты вообще ее не трогал? Какой же ты молодец. Я тебе газировки принес. Будешь?

– Второй будет. А вкусное мясо Первый не принес?

– Да куда в тебя влезает, ты же уже по швам трещишь?!

– Для вкусного у Второго место найдется.

– Вот ведь прорва бездонная…

Присев на стопку захрустевшей под такой тяжестью фанеры, Трэш ухватил кусок баранины, забросил его в рот и начал пережевывать. Покосился в одну сторону, затем во вторую. Слева Чавк жадно давится газировкой, справа Сыч звенит бутылками и посудой, высказывая в адрес поварихи однотипно примитивные суждения на темы полового размножения и невысокой социальной роли женщины в современном обществе. Вон на плите кипит бадья с очередной порцией баранины, вон свалены трофеи, в том числе несколько десятков вожделенных споранов.

Приятно на все это смотреть, настоящий дом, в который нравится возвращаться.

Но все же Трэшу чего-то не хватает в такой сытной и богатой приятными событиями жизни.

Что-то здесь не так.

Но вот что?..

Сыч отложил ложку в сторону, ухватил большую стеклянную банку обеими руками, вылил мутное содержимое в эмалированное ведро, не переставая при этом сыпать словами:

– Я, бывает, чистоган употребляю, нормально это. Можно и тебе так попробовать, если крепкого захочется. Это чтобы водяру не портить. Сколько же ее в ведро влезет?.. Десять литров, да? Это, получается, двадцать бутылок. Ох да ни хрена себе! Да ты, парень, невыгодный, получается. Двадцать бутылок за раз, это же вообще… Сюда я пять пустил, остальное вода. Жидковатый живчик получился, как для девочек. И уже хрен добавишь, полное ведро. Ну так что? Пить будешь? Или на две порции разделю и водяры добавлю. На два раза получится, покрепче – на спир, пожиже – на спораны.

Трэш медленно покачал головой. Жидкость, которую Сыч назвал свежеприготовленным живчиком, его смущала. Да, она ошеломляюще благоухала именно живчиком, но все равно смущала. А дело в том, что в предыдущих случаях выглядела гораздо чище.

Почему в ней столько мути? Из-за того, что она свежая? Притащить фанеру и расспросить Сыча? Но ведь и без допроса понятно, скажет, что именно так и надо. Трэш уже привык к скользкой манере общения то ли пленника, то ли спутника, поэтому мог с высокой точностью предугадывать его ответы.

Смысла терять время на общение нет. Вот он, вожделенный живчик в огромных количествах. Целых двадцать горошин растворены в десяти литрах смеси водки с водой. Большую часть добычи пришлось извести на единственную порцию.

Это того стоило. Добыча – ерунда. Будет еще. Трэш теперь знает, откуда извлекается основной компонент – спораны. А что до алкоголя, его, в отличие от тушенки, везде полно, повышенным спросом не пользуется. Даже если вынесли из супермаркетов при массовом разграблении, всегда можно отыскать в мелких магазинах.

Осторожно ухватив ведро обеими лапами, Трэш поднял его, чуть наклонил, жадно припал губами, стукнув по краю выпирающими костяными бляшками, прикрывавшими ротовое отверстие. Животворящая смесь хлынула по пищеводу, наполняя желудок, откуда по всему телу начала растекаться волна приятной расслабленности.

Но почему расслабленности? Должен быть прирост сил, ведь именно такой эффект наблюдался в случае с Мазаем.

Вылив в рот последние капли, Трэш с сомнением уставился на открывшееся дно. Это что там за каша осталась? Похожа на неприглядные последствия гнойной диареи. Откуда столько осадка взялось? Ни у Мазая, ни в трофейных фляжках даже намека на него не наблюдалось.

Трэш начал разворачиваться, намереваясь сходить на кухню за углем и фанерой, чтобы расспросить Сыча по этому вопросу, но тело внезапно, само по себе завалилось на колени, а затем и вовсе рухнуло на живот. Голова при этом неудобно задралась вбок, благодаря этому Трэш уставился на подозрительно примолкшего спутника.

Глаза у того выглядели испуганными и одновременно торжествующими. Что это значит? Опоил Трэша какой-то незаметно подсыпанной дурью? Ну сейчас он этому отравителю покажет…

Вот только показать не получилось, потому что тело стало совершенно непослушным. Почти как в самом начале жизни, когда его круглые сутки держали в состоянии паралича. Не было ни боли, ни малейших неудобств, просто руки и ноги отказались слушаться. Даже рот перекосило в одном положении, и веки отказывались опускаться. Спасибо, сердце не остановилось, удары его продолжают отзываться в ушах, да и легкие продолжают прокачивать воздух.

Но все остальное отказало полностью. Трэш сейчас только и мог, что смотреть на отравителя с усиливавшейся с каждым мигом яростью.

Причем пустой яростью, ведь сделать тому ничего не мог.

Сыч, суетливо вскочив со скрипучего стула, навис над головой Трэша и злорадно осведомился:

– Ну как тебе мой живец, падаль?

Ответом ему была лишь тишина, но это мерзавца не смутило.

Ухмыляясь, пояснил беспомощной жертве подробности происходящего:

– Прости, Трэшак, совсем из головы вылетело. Забыл, понимаешь, тебе сказать. Кое-что сказать. Важное. Понимаешь, тут такое дело, раствор процеживать надо. Фильтровать. Можно через несколько слоев бинта или хотя бы тряпку нормальную. Главное, чтобы в растворе не осталось хлопьев. Они чистая отрава и для иммунных, и для вас, тварей поганых. Мы от него сразу дохнем, вы, когда мелкие, тоже, а вот с такими кусками дерьма, как ты, быстро отмучиться не получится. Парализует вас наглухо, на несколько часов. Жаль, пули этой дрянью смазывать нельзя, нагрев хлопья не держат, но с тобой, дебилом, и так прокатило. Что, за последнего лоха Сыча держал? Да? И кто теперь из нас двоих лох? Отбросов ты мешок, а не кваз. Шутил я за кваза, ты понял? Я сразу срисовал тему. Картинка с твоей уродской рожей на каждом перекрестке подвешена, и за тебя много чего обещано. Думаешь, ты весь из себя броневой? Непробиваемый? Не знаю, как ты такой получился, это внешние пускай разбираются, они не просто так за тебя награду дают. Зато я знаю, как таких минусовать. У всех вас, уродов, затылок – слабина. И ты такой же. Знаешь, что теперь будет? Начну с того, что разберусь с тобой. Потом также разберусь с твоим тупым дружбаном-лотерейщиком. Тот даже не заметит, мне всего-то и надо, сзади подойти и врезать, сам знаешь куда, пока он мясо трескает. Разберусь с ним, позабавлюсь с бабенкой и сдам твою тушу кому надо. Уж извиняй, но висит на мне много чего всякого, приходится от всех ныкаться. Но вот за такое все простится. Надоело уже по норам сидеть, чай не крот я, а человек. Получается, ты для меня – счастливый билет в нормальную жизнь. Гы-гы-гы. Ну что, билет, готов к полету?

Последние слова Сыч произнес, зайдя сзади и наклоняясь к голове. А затем затылок взорвался настолько чудовищной болью, что сознание отключилось в один миг.

* * *

Мгла отступила так же мгновенно, как и навалилась. Трэш увидел стремительно перемещающуюся картину. Он мчался на разогнавшейся тяжелой машине, одной рукой ловко выкручивая трясущийся руль, а другой возясь с закрепленным на приборной доске планшетом. Позади и сверху грохотали выстрелы, то и дело по корпусу колотили пули, но он не отвлекался, он продолжал заниматься своим делом.