– А ты не знаешь про такую трубу, наподобие старинных подзорных? – Локоть для пущей важности перешёл на зловещий шёпот. – Есть в городе один человек, который очень этой трубкой интересуется.

– Знаю, – сказал Андрюша.

Рыбка клюнула на пустой крючок, как тот железный крокодил из Фонтанки. 

Удобная штука – литература. Она вроде бы и жизнь, и не жизнь.

То есть в первую, конечно же, очередь она, литература, есть жизнь. Люди в ней обедают, чистят зубы, ходят на работу и в школу, спят, просыпаются, разговаривают – словом, занимаются тем, чем обычно занимаются в жизни.

Но попробуйте, с другой стороны, в настоящей, не в литературной, действительности перенестись во вчерашний день. Не мысленно, не в памяти, а на самом деле. Готов поспорить на фирменный телевизор «Филипс» (всё равно я его практически не смотрю), что у вас ничего не выйдет. А в литературе – пожалуйста.

Ёрики-морики, сусака-масака, и мы уже во вчерашнем дне!

Итак, суббота, осенний вечер, место действия – знакомый уже сарайчик. Мы украдкой наблюдаем сквозь щель, как похитивший трубу петушок из гадкого, заморённого цыплёнка преображается в сказочную жар-птицу.

– Кири-ку-ку! – пропел он весёлым тенором, в котором трудно было теперь признать тот хрипастый, тоскливый голос, какой мы слышали в начале нашей истории.

Причиной этого вечернего чуда была, похоже, удивительная труба.

Пританцовывая на лёгких лапах, он прошёлся гоголем по сараю.

Свысока посмотрел на гору опротивевшего цветного лома, Эверестом уходящую к потолку.

Клюнул в лоб дурацкого Чижика-Пыжика, которого его скупердяй-хозяин уже в третий или четвёртый раз спиливает с гранитного постамента на Фонтанке под каким-то мостом. Жизни бронзовому Чижику-Пыжику оставалось ровно до понедельника, когда откроют ближайший пункт по приёмке цветного лома.

Петушку на это было плевать. Он – птица благородных кровей, и никто его теперь не заставит надрываться на этой железной каторге.

Перед мысленным петушиным взором промелькнула вся его жизнь…

Детским клювиком разбитая скорлупа.

Первый склёванный червячок-опарышек.

Первый выигранный петушиный бой…

И далёкая счастливая встреча с человеком из созвездия Ориона.

Он появился из воздуха в тот момент, когда нож убийцы был всего в сантиметре от петушиной шеи. Силой взгляда тыквоголовый заставил жреца отвести ритуальный нож и убраться подобру-поздорову.

Затем он остановил толпу, которая окружила жертвенник, чтобы наказать святотатца, и спокойно – в правой руке петух, в левой – лёгкий саквояжец из кожи – покинул языческую молельню.

– Какая у вас неправильная планета, – сказал он возвращённому к жизни и не пришедшему ещё в себя петушку, когда они удалились от капища на безопасное расстояние. – На нашей планете за такое злодейство человека превращают в горшок для кактуса.

– Язычники, – ответил спасённый петух. – Чего от них, несмышлёных, ждать.

– Это всё от недостатка еды… Но я исправлю эту несправедливость, – твёрдо пообещал пришелец и вытащил из саквояжа цилиндрик, исписанный нечеловеческими словами.

«Это всё от недостатка ума», – собрался возразить петушок, но передумал и возражать не стал. Ему страсть как хотелось знать, каким способом его незваный спаситель думает накормить планету.

– Этот многофункциональный монокуляр, – произнёс спаситель с почтением, поводя своей медной трубкой перед клювом спасённой птицы, – кроме прочих полезных свойств, служит также для мгновенного переноса в любую точку бесконечной Вселенной любого материального тела. А во Вселенной есть такие планеты, где еды вокруг хоть заешься. Не надо даже руку тянуть, еда сама тебе в рот запрыгивает, только успевай переваривать. Налажу-ка я, пожалуй, сюда доставку еды из этих миров. Буду раздавать её даром всем нуждающимся в телесной пище.

– Так, может, лучше их всех туда? – резонно возразил петушок. – Пусть сами там с собой разбираются. И здесь от них спокойнее станет – воздух чище и всё такое.

– Не могу, – ответил тыквоголовый. – В этом случае нарушается принцип свободной воли. Да и, подумай, чисто технически: сколько лет займёт перенос всех нуждающихся на другие планеты? Трубка-то у меня одна, и пропускная её способность один человек зараз, включая багаж.

В общем, мудрый петушиный совет был отвергнут как негуманный и непрактичный.

Впрочем, дружбе человека и птицы эта правда нисколько не помешала.

Так они и бродили вместе: человек из созвездия Ориона и простой петушок с Земли.

Один хотел переделать мир, сместить русло человеческой эволюции в направлении добра и прогресса – для того он и появился здесь, для того и пересёк полгалактики, углядев однажды в монокуляр какую-то земную несправедливость.

Другой просто любил хозяина, помогал ему и его осаживал, когда хозяин, распираемый альтруизмом, готов был снять с себя последние шаровары, чтобы какие-нибудь полинезийские голодранцы могли прикрыть свою туземную наготу.

Петушок стал добровольным слугой своего тыквоголового благодетеля – впрочем, эти их взаимные отношения были лишь условностью и не больше. Сам бессмертный, петушиный хозяин сделал вечным и своего любимца, перестроив ему с помощью трубочки соответствующие цепочки генов.

Вместо длинного инопланетного имени, которое, как петушок ни старался, невозможно было даже запомнить, не то что произнести вслух, хозяин, чтобы облегчить его муки, выбрал себе имя попроще – Ибрагим ибн Абу Аюб, в честь знакомого бродячего дервиша, встретившегося им однажды в пути.

Петушок сократил это имя до простого и домашнего – Ибрагимушка.

…Они служили при дворах фараонов, царей Востока и венценосцев Запада в должности звездочётов и предсказателей и справлялись с этим делом успешно.

Но главной целью их скитаний по свету было переделать умы. Вселить в тирана семена милосердия, привить монарху вакцину совести, царедворцу – бескорыстие и правдивость.

А трубка им давала возможность жить, не думая о хлебе насущном.

Где-нибудь в пустыне, или в горах, или в море, сидя на утлой палубе, только стоило навести трубу на мало-мальски обеспеченную планету, как буквально через пару минут появлялись у них и еда и питьё.

Петушок поначалу всё опасался, что однажды его добрый хозяин, отправившись в поход за едой, забудет возвратиться обратно. Поводом для подобных мыслей было то банальное обстоятельство, что все попытки переустройства