— Слышь, мать, покорми гостей, — сказал староста.

— Ага, — кивнула женщина, — вот поросям отнесу только.

Она подхватила кадушки, понесла их на задний двор. Пацаны-погодки оставили кошку и вылупились на пришедших.

— Сыновья, — пояснил Крот, — еще две девки и два парня. В поле сейчас. Ну, проходите в дом. Сейчас я кваску холодненького принесу.

Он направился к погребу в углу двора, а Олег с Невзором вошли в избу. В сенях стояли разного размера кадки, висело коромысло, из подклети слышалось блеяние ягнят. В горнице присели за пустой стол. Невзор испытующе посмотрел на Олега.

— Думаешь, он здесь?

— Велена говорила, что их погнали отсюда — мол, брат учудил что-то, чуть не с кольями проводили. Ты, главное, молчи пока. Ингольф может разные обличья принимать.

— Но пришлых не было — сам хозяин сказал.

— Вот это меня и интересует.

В сенях скрипнула дверь. Староста внес кувшин с квасом, достал чашки. Следом заглянула его жена.

— Чего подать-то?

— Ну, это, хлеба дай, творога.

— Тогда квас чего принес? Сейчас молока дам. — Она подхватила со стола кувшин.

— Давно это началось? — спросил Середин.

— С начала лета, — подумав, ответил староста. — Сначала у кузнеца жена померла. Уж как он убивался — всю жизнь, почитай, вместе прожили. Потом мужик помер, не старый еще. Бобылем жил на отшибе. Его хоромина там, на холме, — махнул Крот рукой в сторону окна. — Ну, схоронили как положено. Рядном укрыли, тризну справили. Дальше больше: семьями уходить стали. Вот эта третья. Утром глядь — нету никого ни в репнице, ни возле избы. Ну, мы уже ученые — идем, смотрим. Лежат все на лавках, как живые, а не дышат.

— А что с собаками?

— А-а, — староста пренебрежительно отмахнулся, — мышкуют, поди, по лесу. Кто их летом кормить станет — вот и сбегли на прокорм.

— Но дворнягу-то у последней семьи прибили.

— Да. Она у них на веревке сидела. Прижимист Окоша был. Все боялся, что курей попрут или телку ночью уведут. А кому вести? Все друг друга знаем, почти все — родня.

Хозяйка внесла угощение, расставила на столе, собралась присесть, но староста цыкнул.

— Ты иди-ка, посмотри там. У нас тут разговор.

Женщина наградила его испепеляющим взглядом, но при чужих спорить не стала. Олег дождался, пока она выйдет из дома, накрошил в миску с творогом хлеба, добавил молока. Невзор подсел поближе.

— Ну, вы ешьте пока, — покивал крестьянин, — я на дворе буду. Ежли чего надо — скажите, — и подался вслед за хозяйкой. Похоже, тайный разговор у старосты намечался именно с ней, а не с гостями.

Молча похлебали молоко с творогом. Во дворе хозяйка распекала Крота: чего, мол, перед гостями позоришь? Хозяин бубнил что-то неразборчивое. Впрочем, Середин понял, что он не очень-то надеется на их помощь. Как пришли, так и дальше пойдут. Ведун вытер губы, встал.

— Надо бы на мертвых взглянуть.

— А мне что делать? — спросил Невзор.

— Хочешь — пройдись, поговори с мужиками. Только, думаю, не будут они с пришлым свои беды обсуждать. Посиди здесь пока.

— А с тобой?

Середин положил руку ему на плечо.

— Слушай, Невзор. Если Ингольф здесь, он не должен тебя видеть.

— Если здесь, то уже видел.

— Будем надеется, что нет. А меня он не знает.

Ведун вышел во двор. Староста ждал его у калитки.

— Покажи семью, что ночью померла, — попросил Олег.

— Чего глядеть? Мертвые, они и есть мертвые.

— Крот, как ты думаешь, сколько еще народу сгинет, прежде чем мужики с родных мест тронутся?

— В этот раз насилу уговорил.

— Ну, так веди.

Они опять прошли через всю деревню. Возле дома умерших топтались трое мужиков. Из низенького сруба, стоявшего чуть в стороне от избы, курился дымок. Один из мужиков подошел к старосте.

— Скотину забрать хотим.

— Забирайте, — кивнул Крот, — соберите в отдельный загон, после по дворам распределим. Пусть бабы курей выловят, ну, там, телок, ягнят отделят. Справу со двора пока не брать! А баньку кто топит?

— Дык, бабы Трошку к погребению готовят.

— Останови их, — тихо сказал Кроту Середин, — успеют еще.

Они прошли к баньке. В предбаннике женщина в одной рубашке раскладывала на лавке чистую одежду. Отдельно мужскую, отдельно женскую, отдельно — детскую рубашку и порты. Под лавкой стояли новые лапти. Староста шагнул в баню. Еще две женщины обмывали покойников. Молодой мужчина лежал на рогожке, чуть в стороне. Обнаженное тело было бледное, лицо спокойное, умиротворенное. На нижнем полке лежало тело женщины. Бабы макали в кадку куски холста, обмывали ее, одна что-то приговаривала, кивая в такт словам. Чуть повыше лежало тело ребенка. По стенам горели лучины, в помещении оказалось тепло, но не жарко, воду на каменку не плескали — пару не было совсем. Одна из женщин покосилась на вошедших.

— Чего надо? — неприветливо спросила она.

— Ты, того, — Крот смущенно кашлянул, — погодь пока. Вот человек знающий, — указал он на Олега, — пусть глянет на них, а после уж подготовите.

— Чего глядеть-то. Чай, не живые уже.

Бабы, ворча, вышли в предбанник. Середин прикрыл дверь, снял со стены лучину и приблизился к телу женщина на полке. Крест на запястье уколол жаром. Женщина была довольно молода, лицо, кисти рук и ноги до икр были загорелые, обветренные от постоянной работы на воздухе. Середин подозвал крестьянина, передал лучину, осмотрел тело, ища в подмышках и в паху распухшие лимфатические узлы — следы болезни. Ни пятен, ни нарывов на теле не было. Трупное окоченение уже отпустило тело. Середина поразила бледность умершей — обычно кровь стекала в конечности, придавая им характерный синюшный цвет.

— Ну-ка, давай свет поближе.

Мужик нахмурился, но опустил лучину пониже. Олег взял из кадки кусок холста, повернул женщине голову, отжал холстину и с силой потер шею над веной. На бледной коже проступили две точки размером с булавочную головку. Середин выругался и поманил крестьянина.

— Видишь? — указал он пальцем на точки.

Тот пригляделся.

— Чой-то? Язвы?

— Погоди-ка.

Они вдвоем переложили тело женщины на рогожку. Середин осмотрел ребенка, мальчика лет десяти.

— Видишь, то же самое.

— Ага, — кивнул Крот, — и чего?

Они подошли к мужчине. Олег и ему протер водой шею.

— Это не язвы, Крот. Это след упыря.

Лучина задрожала в руках крестьянина.