о выросших ценах. Не забывают замолвить словечко и про принцессу Ай. Оказывается, сволочь Го не продержался в фаворитах принцессы и три недели. Об интрижках принцессы пьяницы особенно любят поговорить. Я убедился, что сделал правильное решение, не оставшись ночевать во дворце. Потом было бы сложнее отбиться от ручек принцессы.

Одновременно я сканирую по очереди мысли всех посетителей. Поверхностная информация пролетает мимо. Если что-то цепляет, то погружаюсь и читаю более детально.

Тем временем речь среди собутыльников заходит и об иномирянине в Тибете. Мол, раньше был там монашеский монастырь, да монахов согнали и они пошли по миру, а их дом занял иномирянин.

— Кстати, а кто населяет эту крепость? — тут же задаю интересующий вопрос. — Говорят, страшные чудовища.

— Ага, монстры о двух головах, — кивает самый пьяный собутыльник. — Ограми зовутся.

Пока он болтает, я уже ныряю ему в голову. Ну да, собутыльник недавно общался с одним из тибетских бедуинов, а тот утверждал, что видел собственными глазами огров. Хм, а это новая информация. Видимо, огры недавно появились у Странника. Потому что Чжу не передавал о них данных. Но это и неудивительно. Странник чувствует запах паленого, вот и усиливается.

— А еще на Тибете кто-нибудь появился? — громко спрашиваю в надежде, что кто-то еще проявит эрудированность в этом вопросе. Пускай высунется осведомитель, вот тут я ему в голову и нырну. — И, кстати, много этих огров?

— Да кто же его знает? — пожимает плечами собутыльник. — Говорят, иномиряне из-за стен даже не высовываются. Непонятно, чем кормятся. Может, даже друг друга едят.

Мда, негусто. Но в целом сойдет. Особенно когда находится еще пара полезных фактов. Незадолго до войны Странник в Тибете устроил полномасштабную стройку. Свозили с всех каменоломен кучу камня, возводили огромные стелы на всех возвышенностях поблизости от крепости. Явно задумывалось что-то серьёзное. И, похоже, Страннику не хватало только отстойника для реализации задуманного.

— Дед, а ты что-то несильно пьянеешь? — прищуривается всё тот же ханец со шрамом, подливая мне выпивки. — Ты пей побольше. Твое же добро.

— Спасибо, внучок, — усмехаясь, я глотаю пойло. Похоже, кто-то решил споить старика. Ну не будем его разочаровывать.

— А он-то откуда взялся! — вскрикивает один пьяница, устремив глаза на возникшего на столе Ломтика. Щенок принюхивается к кувшину и морщится. Не понравился запах.

— Закуска пришла! — радуется другой пьяница, протягивая руки к пушистику.

«Прячься» — даю пушистику мысленную команду, и он послушно ныряет в тень кувшина. А мои собутыльники удивленно протирают глаза.

— Пропал, — роняет один.

— Раньше белочки приходили, а теперь мелкие пудели, — протягивает второй, как ни в чем не бывало наполняя стакан. — Выпьем же, дед.

— А, по-моему, это был лабрадор, — не соглашается первый.

— Правда, значит, глюк, — делает заключение Шрам. — Раз всем нам разное мерещится.

— Это был лабрадудль, — я встаю из-за стола. — Но ладно, внучки, пойду дальше по делам, а вы допивайте кувшин, заслужили, развлекли меня рассказами.

Отвернувшись, пересекаю зал трактира. Перед тем как входная дверь хлопает за моей спиной, я бросаю взгляд назад. В глаза бросается, как все трое ханьцев встают с лавки и двигаются за мной следом. Ну так и знал. Не умеют люди ценить доброту душевную. Я, конечно, сразу прочитал коварные мысли Шрама на мой счет, но решил дать ему шанс. Люди непостоянные существа и всегда балансируют между сотнями порывов и желаний. Но этот гад и не думал сомневаться. Он твердо был намерен грабануть старика.

Неторопливым шагом двигаюсь прямо по тротуару. У помойки сидит попрошайка, окликает меня, просит ханьский червонец, но местные деньги могут мне самому понадобиться. Итак, взял с собой немного ханьских банкнот, и часть уже ушла на выпивку.

Когда слежка уже плотно садится на хвост, сворачиваю в проулок. А там уже разворачиваюсь навстречу знакомым подвыпитым лицам.

— Садитесь, — велю, и вся троица падает на задницы прямо на асфальт. И каждый из них явно в шоке от того, что сделал.

— Эх, а я ведь сразу прочитал ваши мысли, но понадеялся, что совесть схватит за живое, — качаю головой. — Я же вас выпивкой угощал. Ну как так?

Внушаю Шраму сказать, как чувствует.

— Не мы такие, — пожимает он плечами равнодушно. — Жизнь такая.

— Ну и побейся лбом о стену тогда, — тоже пожимаю плечами. — Только кошель отдай сначала. Шрам послушно отдает мне свои деньги, затем подходит к стене и начинает колотиться лбом.

Хватает его на пару ударов, затем падает мешком картошки с разбитой черепушкой.

— Ну а вы побейтесь лбами друг о друга, — велю двум оставшимся собутыльникам, и они с энтузиазмом принимаются за задачу.

Мой интерес к этим дармоедам пропадает, и не дождавшись развязки, покидаю проулок. Хотя какие тут варианты: либо помрут от кровопотери, либо кто-то их заметит и вызовет скорую. Ну и ладно. За попытку грабежа я наказал, а дальше пускай как кости лягут.

Сворачиваю к попрошайке и бросаю ему в коробку кошелек Шрама. Хоть одно доброе дело сегодня сделать что ли.

— Только не пропей хотя бы половину, — даю последнее напутствие. —

Я вообще не пью, — с гордостью сообщает попрошайка, в то же время деловито доставая из кошелька банкноты и пересчитывая их, слюнявя палец.

— Молодец. — Мелькает, правда, мысль, что Гумалин вот тоже не пьет, но зато казид так резво ест, что снова вернул себе прозвище Хмельной.

— Ой, милок! — вдруг восклицает какая-то старуха, проходившая мимо. Она с любопытством смотрит на кошелеку попрошайки. — Какой вы щедрый, а какой красивый! — теперь старуха с жадностью разглядывает мою руку. — И не окольцованный! А что вы делаете сегодня вечером?

Не окольцован? А точно. Поверх же моего облика натянута матрица старого ханьца, а он, похоже, не был женат.

— Сегодня у меня в планах убедиться,