— Ездили в Коктебельск… приносили в подарок… их было много… я потребовала деньги и получила их…

Потом кто‑то набросил на мою голову темное одеяло. Свет померк, и наступила блаженная тишина.

* * *

— Евлампия Андреевна, как вы? — спросил из мрака нежный голос.

Затем что‑то влажное, мягкое, но не противное пробежало по моему лицу.

Я открыла глаза, увидела симпатичную девушку, поняла, что лежу на кровати в незнакомом месте. Хотела спросить, где я нахожусь, но вместо этого неожиданно для себя произнесла:

— Пахнет жареной картошкой.

Не успела фраза слететь с языка, как мне нестерпимо захотелось есть, желудок просто скрючило от голода.

— Ой, как здорово! — обрадовалась незнакомка. — Вы идете на поправку. Ваш супруг очень обрадуется, он сегодня уже второй раз приезжает.

— Не может быть, — удивилась я. — Он же в командировке, за границей.

— Нет, нет, находится здесь, — возразила девушка и отошла от кровати.

Я посмотрела на ее костюм светло‑зеленого цвета, отдаленно напоминающий пижаму, и лишь тогда догадалась:

— Я в больнице. Что со мной?

— Грипп, — пояснила медсестра. — Вас привезли с температурой сорок три дня назад. Давайте знакомиться, меня зовут Рита.

Я попробовала сесть.

— Очень приятно, Лампа.

— На мой взгляд, лучше бы нам встретиться в другом месте, — засмеялась Маргарита.

— Верно, — согласилась я и удивилась. — Столько времени я находилась без сознания?

— Нет, вы приходили в себя, даже что‑то говорили, но не помните об этом, у нас вы третий день, — пояснила медсестра. — Грипп коварное заболевание, развивается быстро, инкубационный период короткий, стартует бурно. Кашля, насморка сначала нет, просто кости ломит, голова болит, спать очень хочется, сил нет. Потом — вжик, температура за пару часов до сорока подскакивает. Вас кто‑то заразил.

Мне сразу вспомнилась жена алкоголика, который испугался Кисы. Тетка, безостановочно ругая, а потом пиная упавшего мужа, повторяла:

«Ишь, прикидывается, урод! Изображает, что ему дурно! Ой, худо мне… Спину второй день словно палкой побили, аппетит пропал, в глаза как песку натрусили, голова на части разваливается! Всю ночь в ознобе трясло, а сейчас жарко стало, сил нет терпеть. Из‑за тебя, идиота, я заболела! Температура у меня от нервов, которые муж‑алкаш истрепал, поднялась! Да чтоб ты сдох, ирод!»

Дверь палаты приоткрылась, в щель просунулась голова Кости, он шепотом спросил:

— Рита, как Лампа?

— Говорите громко, очнулась ваша жена, — радостно сообщила медсестра, направляясь к выходу. — Пообщайтесь, но недолго, нельзя Евлампию Андреевну утомлять. Сбегаю пока в столовую, принесу ей поесть. Прекрасно, что аппетит появился.

Я помахала Рыкову рукой.

— Привет.

— Ну ты и напугала нас! — воскликнул Константин. — Вошли с Ефимом в комнату, а Лампудель без сознания. Сначала сами пытались тебя в чувство привести, потом «Скорую» вызвали.

Я сумела сесть.

— Значит, ты мой муж?

Рыков смутился.

— У них тут драконовские порядки, никого из посторонних в палату не пускают, исключительно близких. Я знаю, Макс в командировке, помочь тебе некому, вот и соврал. Слушай, может, мне уйти? Ты, наверное, спать хочешь?

— За три дня выспалась на год вперед, — заверила я. — Знаешь, что мне сейчас нужно? От чего я сразу поправлюсь?

— Говори, все куплю, — пообещал Рыков. — Насчет денег не переживай, потом с Макса тройную цену сдеру. Так за чем бежать? Фрукты? Пирожные? Икра?

— Никуда бежать не надо, расскажи, чем закончилась ваша беседа с Ларисой, — попросила я. — А то у меня ощущение, что я долго читала увлекательный детектив, никак не могла понять, кто преступник, а когда добралась почти до самого конца, где должно быть названо имя убийцы, вырубилась.

— На каком моменте тебя унесло? — спросил Рыков.

— Марина спросила, где делают аквариумы, — уточнила я.

— Ну ладно, слушай, — пробурчал Рыков. — Но если увижу, что тебе плохо, сразу уйду.

— От твоего рассказа мне станет только лучше, — пообещала я.

— Эта психотерапевт, похоже, сама на всю голову больная, — неожиданно разозлился Рыков. — Именно она была генератором идей и подыскивала среди своих пациентов несчастных, которых истязали и мучили родственники, заказчиков убийств. Марина планомерно и осторожно подводила людей к мысли о физическом устранении мучителя, обещала, что его смерть окажется быстрой, безболезненной и совершенно естественной, и строго предупреждала: «Ни в коем случае не опускайте руки в воду в аквариуме. И не подпускайте никого к нему. После того как негодяй уйдет в мир иной, вам нужно, соблюдая осторожность и надев плотные, длиной выше локтя резиновые перчатки, слить всю воду в унитаз, тщательно промыть аквариум, наполнить его свежей отстоянной водой, запустить туда черепашек и лишь после этого вызвать полицию. Или можно разбить его, представив дело так, что он разлетелся на осколки случайно». Хоккеиста Федора Сухова заказала жена Галина. Актрису Альбину Георгиевну Федякину — ее дочь Раиса, которую лицедейка сделала своей домашней рабыней, не дав получить образование и выйти замуж. От Германа Евсеевича Фомина решила избавиться супруга Каролина. Она не простила ему смерть дочки Майи.

— Вот тебе и забитая покорная рабыня! — не выдержала я.

— Каролина, как и все остальные заказчики, являлась пациенткой психотерапевта, — не обращая внимания на мои слова, продолжал Костя. — Посещала группу и Фаина, любовница художника Елизария Шлыкова. Ей надоело жить в доме на птичьих правах рядом с законной женой живописца, которая сначала была алкоголичкой, а потом стала наркоманкой и не собиралась умирать, чтобы освободить место для Фаи. Но этот случай выбивается из общего ряда, потому что любовнице, кроме самой Зои, очень мешал еще ее сын. Смерть Игоря не планировалась, но Фаина хотела, чтобы в их с Елизарием семье остался лишь один ребенок, дочь, которую родила она. Поэтому Фая, смекнув, что вода в аквариуме отравлена, не стала ее сливать. Малышка тогда жила с няней на даче, опасаться, что она полезет ручонками в воду, не приходилось, а сам художник не проявлял ни малейшего интереса к черепашкам. Фаина через пару дней после кончины Зои попросила Игоря помыть аквариум, сказала: «Вижу, ты очень переживаешь из‑за мамы, отвлекись на простое дело». Вот только «добрая» мачеха «забыла» сказать мальчику про перчатки. И она, конечно, слишком поторопилась избавиться от Игоря. Чтобы не вызвать подозрений, следовало отсрочить его смерть, однако Фаина подумала, что яд потеряет силу, она ведь ничего не знала про медуз Ахмети, вот и рискнула.

— Извини, — остановила я Костю, — получается, что Аня сама не лишала людей жизни, но ей делалось лучше. Почему?