— Никто тебе ничего не должен. А ещё по себе людей не судят. Да и нашла у кого просить тишины. Пока прямо не скажешь — не поймёт.

Бьёрнсон понуро кивнула и замолчала, погружаясь в размышления. Ветви деревьев скользили по лицу идола Фрейи, в ногах которой пестрела скатерть цветов. Лето выдалось на удивление тёплом, и даже Тор гневался всего три раза, даря благодать. Прохладный ветер дул со стороны фьорда, но терялся под ласковыми лучами солнца.

— Если нравится Вальгард — пускай, только не думай играться чувствами обоих, Лив, — твёрдо произнесла я, заглядывая в хвойные глаза. — Иначе за себя не ручаюсь.

— Ледышка никогда не обратит на меня внимания — будь спокойна, — уныло произнесла Бьёрнсон.

Отчасти она была права: в сердце брата обитала Кейа. Он не рассказывал о ней и всё больше времени проводил с хускарлами, честно выполняя поручение конунга, однако подробностей не знала — брат вечно всё хранил в себе. Единственное, чем он поделился — оказалось, что у отца был главный помощник Матс, подружиться с которым было особенно важно сейчас для Ледышки.

Ивар и Рефил отправились на прошлой неделе по указаниям Харальда. Ярл Змеев должен был явиться дней через семь, и то, как оказалось, наместник порывался сбежать вместе с семьёй, но верные воины вернули его и обещали доставить на Хвивафюльке. От Видара пока что не было вестей: видимо, все затаились, давая время передохнуть.

Ещё немного поболтав с Лив в роще, я решила навестить колдуна, прихватив с собой лифсе и свежих ягод крыжовника, который Эймунд просто обожал. Он вполне легко и быстро влился в нашу семью и часто беседовал с Вальгардом, делясь наблюдениями или рассказывая истории об уголках Риваланда. Иногда колдун подсказывал, как лучше распределить запасы и помогал трэллам с ранами и болями. И мне бы следовало радоваться, благодарить богов за столь приятное и долгожданное счастье, но предчувствие шептало, что расслабляться рано.

Добралась я быстро. Замерев на пороге, постучалась, но ответила только тишина. Однако дверь была не заперта, будто приглашая войти. Дом бывшей возлюбленной брата теперь словно ожил: появились вязанки трав, чаны и горшочки, на столе всегда валялись коренья и ножи, а очаг хранил тепло. Свечи почти догорели до конца, сбитые в кучу шкуры и одеяла громоздились неаккуратной кучей на скамейках. Эймунда не было дома, и, оставив корзину, я решила прибраться, сетуя, что кому-то явно не помешали бы нотации Идэ о порядке и чистоте. Свернув постель и оставив шкуры проветриваться, заметила стопку свитков на небольшом столике близ кровати. Любопытство подсказало осторожно заглянуть в них, но стоило увидеть первые символы, как я нахмурилась: привычными и знакомыми с детства рунами были выведены совершенно непонятные слова. Рисунки изображали рецепт смеси из трав и странных ингредиентов: перо сокола, коготь ворона и человеческий глаз. Мурашки пошли по коже: зачем ему это всё?

— Знаешь, что случилось с двергами, когда они стали задавать слишком много вопросов Одину? — медовый шёпот обжёг кожу за ухом. — Он запечатал Нидавеллир, запретив двергам выходить оттуда, и никто не мог проникнуть туда без ведома Всеотца. За ослушание — смерть.

Я нервно сглотнула: копаться в чужих вещах — непростительная дерзость, но как Эймунд умудрился так бесшумно подкрасться? И стоило ли воспринимать его слова как угрозу? Да и о чём вообще была речь?

— Нидавеллир? — переспросила я, не оборачиваясь. — Никогда не слышала такого названия.

Эймунд тихо рассмеялся, делая шаг назад:

— Неудивительно. — Я обернулась, чуть выгнув бровь в ожидании пояснений. — Нидавеллир — столица Свартальвхейма, замурованная глубоко под землёй вместе с её жителями. О ней мало, кто ещё помнит.

— Кроме, конечно же, тебя, — фыркнула я, закатывая глаза и скрещивая руки на груди. — Ещё скажи, что это утерянная правда, которую ты тоже слышал от какого-то там колдуна непременно в отдалённом уголке Риваланда.

Эймунд вдруг наклонился так, что наши глаза оказались на одном уровне, и прошептал:

— Дерзишь, маленькая недоведущая. Мне нравится.

И он рассмеялся, заставляя меня растерянно хлопать глазами и ловить воздух, потому что, кажется, опять забыла, как дышать. Колдун вальяжно прошёлся до корзины, раскрывая её и тут же закидывая в рот горсть крыжовника.

— Зачем пришла? Соскучилась?

Сплошная насмешка. Он игрался со мной, прекрасно читая как открытый свиток чувства и эмоции. Наверняка видел, как вспыхивал сейд, разгораясь ярче рядом с ним. Поправив косу, будто прогоняя мысли, встала напротив:

— Где ты был два дня?

— Дела, — отмахнулся он, опираясь локтями на стол позади и закидывая ногу на другую. — Лучше скажи: смогла прочувствовать все эмоции Торви с браслета или провозилась с Лив?

Пару дней назад Эймунд отдал мне браслет, что Харальд подарил колдуну, и велел распознать все воспоминания, которые тот хранил в себе. Но сколько бы я не крутила золотой ободок, ощущала только горечь и злость.

— Она была обижена, когда вернула браслет обратно, — отчиталась я. — Не вижу той любви, о которой ты говорил.

— Видишь, просто не понимаешь, — отозвался он, маня рукой сесть рядом. — Вот, возьми и расскажи, что чувствуешь, — колдун снял с пальца золотое кольцо, которое носил крайне редко, и вложил в мою ладонь.

Как Эймунд учил, закрыла глаза, прислушиваясь к сейду. Он, будто река, разливался повсюду и наполнял всё собой. Эймунд переливался искрами огня, что согревал, словно в ненастный день; дом по-прежнему хранил отголоски травницы, сверкающей зеленью растений и пахнущей цветами, а себя я упорно видела в мерцании Полярного сияния. Сосредоточившись, обратилась к кольцу: оно было тёплым, как и его владелец, но в то же время от него веяло холодом, царапающим и глубоким, словно вода медленно промерзала всё глубже и глубже. Контролировать дыхание, позволить сейду убаюкать меня на невидимых качелях и принять его — шаг за шагом следовала наставлениям. И вдруг перед глазами замерцали образы: плеск воды в гроте, мужчина с рыжими волосами кричит на кого-то, а после душераздирающий вопль и запах обгорелой плоти. Боль — невыносимая и уничтожающая. Я погибала, сгорала заживо. Воздух резко стал тяжёлым, я не могла сделать и вздоха, как Эймунд притянул к себе и, поглаживая по волосам, прошептал:

— Тише, недоведущая. Ты здесь, со мной — в безопасности. Никто не тронет тебя.

Меня пробила дрожь. Ужас и страх были настолько велики, что трясло, словно в припадке. С этим кольцом явно что-то было не так: слишком мрачная и злая история.

Эймунд осторожно опустил меня из объятий и протянул бурдюк с водой, ловко надевая кольцо обратно на палец.

— Откуда оно у тебя? — прохрипела