и хихикать, упиваясь видом барахтающегося колдуна: вся спесь точно смылась бы в воде. Вальгард поймал мой взгляд и едва заметно кивнул, будто давал согласие. Он никогда не спрашивал ни о чём, но явно догадывался, что творилось в моей голове, и одобрял, позволяя рухнуть в омут с головой. Вот только, что, если я ошибусь? Залечит ли время раны, или сердце навсегда окажется разбитым? «Если не попробуешь, то и не узнаешь», — так говорила Линн. Меж тем Вальгард стянул одежду, тоже заходя в воду, будто бы расслабляясь и не ожидая засады, и стал шутить с Лив.

Стараясь быть незаметной, я осторожно подкралась к иве, предвкушая маленькую шалость и хихикая про себя. Но стоило только подойти, как замерла: Эймунд уже успел раздеться и стоял по пояс в воде, умываясь. Длинные волосы он собрал в хвост, открывая широкую спину, которая была покрыта татуировками. Позвоночник украшала руническая надпись на неизвестном мне языке, вегвизир располагался у линии шеи, устрашающие змеи и волки покрывали лопатки, несколько агисхьяльмов и многочисленные узоры, сплетающиеся воедино и уходящие на плечи — все эти символы скрывала одежда, и даже когда я ухаживала за колдуном, то не видела их, ибо омывал его всегда Вальгард.

— Нравится? — насмешливо бросил Эймунд, не поворачиваясь. Он игрался мной, подталкивая ступить на крутую дорожку чувств, а я стояла и глазела, гоня мысли, чтобы прикоснуться к узорам, которые наверняка таили в себе сейд. Так нельзя. Неправильно.

— Нет, — прервала тишину, качая головой. Не хочу попадать в эту ловушку, как бы она не манила.

— Маленькая лгунья, — Эймунд обернулся, улыбаясь уголками губ. — Много думаешь, изводишь себя и не замечаешь очевидного.

Я скрестила руки на груди, делая шаг вперёд.

— Нужно просто довериться тебе?

Эймунд тихо рассмеялся:

— Недоведущая, доверять никому нельзя. В особенности таким, как я.

Но я верила и вверяла себя. Пускай, сгорю в пламени Эймунда, но позволю себе забыться хотя бы на короткий миг. Украду его у Норн, пока сюда не заявились воины, желающие нас убить.

Я неловко переступила сапоги, стягивая чулки и снимая наручи с доспехами. Оставляя только нижнюю рубаху белоснежного цвета, доходившую до середины ягодиц, осторожно вошла в воду, покрываясь мурашками. Эймунд улыбнулся, протягивая ладонь, и стоило только пальцам соприкоснуться, как окутало его тепло.

— Астрид, — он покачал головой, будто сокрушаясь. — Увидь сейд и слейся с ним воедино. Позволь магии окутать тебя.

Его бездонные глаза — зеркало окружения, сверкающее переливами энергии. Помогло ли его прикосновение или же я сама смогла, но всё вдруг заиграло другими красками: порхающие бабочки, разносили тоненькие белые ниточки куда-то вдаль, трава, цветы, ветви и вода — природа жила и сверкала сейдом. Я нерешительно протянула ладонь, пытаясь коснуться его, и он ответил, чуть щекоча пальцы уже знакомой силой. Улыбка сорвалась с губ: всё связано между собой, и мы лишь маленькие частицы перед всеобщим могуществом. Ощущали ли себя так боги, или же они были значимее, сильнее? Страшил ли Одина сейд?

— Шумная даже в мыслях.

Эймунд медленно выдохнул, осторожно прижимая ладонь к моему лицу. Я застыла, боясь пошевелиться и оттолкнуть его, но колдун будто и не собирался отстраняться, аккуратно очерчивая контур губ подушечкой пальца. Если у погибели и безумства есть глаза, то я смотрела прямо в них и падала в пропасть, из которой больше не выберусь никогда.

Эймунд усмехнулся и припал к моим губам, нежно удерживая за голову. Вторая рука стиснула талию, впиваясь пальцами в мокрую ткань и сбивая дыхание. Десяток эмоций пронёсся в голове, путая и смущая. Несмело ответила на его пылкость, осторожно прикасаясь рукой к плечу и отвечая на поцелуй. Эймунд отстранился на миг, но я вновь потянулась к нему, заставляя колдуна улыбнуться. Новые ощущения: будто узнавала себя снова и снова, благодаря его движениям, откровениям и нежности, сменяющей пылкость и внутренний огонь, что пылал внутри него. Мысли исчезли из головы, и остался только наш сейд, сливающийся воедино.

Чужая энергия разрушила идиллию: страх смешался со злостью, вытесняемую отчаянием. Эймунд резко прижал меня к себе, вскидывая руку, и огненный шар сорвался с его пальцев, устремляясь влево. Пронзительный крик пронёсся над поляной, предупреждая всех об опасности.

— У нас гости! — прокричал колдун, рывком вытаскивая меня из воды. — Держись рядом! — приказал он, создавая ещё один пылающий шар.

Отряд разукрашенных предателей выскочил из-за камней и деревьев, бросаясь в бой. Сигурд с громким кличем ринулся вперёд, размахивая топором. Зазвенела сталь, Вальгард отдавал приказы воинам и Лив, которая бросилась в сторону, натягивая тетиву. Стрелы тут же взлетели в воздух, ища свои цели. Как и говорил Вальгард, предатели не упустили возможности напасть на уставших путников, что решили отдохнуть — его план сработал. Брань срывалась с губ, шипение и клич «за Дьярви» — там, за ивами, шло сражение, пока Эймунд отбивался от остальных воинов, зажимающих нас в кольцо. А я стояла позади колдуна, заворожённо смотря на срывающееся пламя и понимая, что он не человек. Ни одному колдуну не было бы под силу такое.

— Астрид, сзади! — рявкнул Эймунд, приводя меня в чувства и заставляя пригнуться, однако воин проворно отскочил в сторону от пылающего шара и замахнулся топором, целясь в голову.

Мгновение на решение, и я стиснула кулаки, цепляясь в сейд: справлюсь. Контролировать дыхание и мысли. Представила, как земля дрожит у нас под ногами, как рушатся камни, и воины падают, крича от боли. Чёрные, золотистые и синие нити сейда сплетались воедино, и я выставила руки вперёд, словно бросала во врагов валуны один за другим и хоронила их живьём, лишь бы больше не слышать их мерзких голосов. Сейд пульсировал в ладонях, норовя вырваться наружу, и, не встретив преграды, обрушился на воинов. Глаза ослепила яркая вспышка, и в следующий момент силы резко оставили меня.

Голоса доносились словно из другого мира. Эймунд удерживал меня, помогая сесть, а напротив спорили Вальгард и Сигурд. Шестеро пленных стояло на коленях, едва держась: мечи и топоры оставили на них глубокие раны, у одного стрела торчала из плеча, а другие пугали ссадинами и царапинами, от которых не осталось и живого места. Лив бинтовала ногу, и ткань тотчас окрашивалась в багряный.

— Перенапряглась, — Эймунд поджал губы, отдавая мне платок. — Кровь из носу хлещет — неугомонная.

Голова кружилась, но я осторожно поднялась, вытираясь и замечая, что все даже успели одеться — даже меня привели в достойный вид. Сколько же провалялась без сознания, слабачка? Стоило встать, как перед глазами всё потемнело, и рвота обожгла