Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как ты называешь свою подружку, когда не зовешь ее потаскухой? — поинтересовался Саша.
— Я… Баша… Мою подружку зовут Баша, — ответил Мёллер.
— Это ясно. Но мужчины обычно дают ласковые имена своим женщинам. Потому что, если женщину зовут, например, Гильдрун, это не очень располагает к эротике. Или потому что женщина по имени Роза действительно благоухает, как роза. Итак, как ты называешь Башу, когда речь заходит о делах амурных?
— Зайка.
— А она тебя?
— Какое это имеет отношение к делу?
— Никакого. Просто у меня есть веселое видео, и я задаю веселые вопросы.
— Она называет меня… кроликом.
Саша прыснул от смеха, представив амурные подвиги кролика Мёллера с его польской зайкой.
— Хорошо, а теперь перейдем к диктанту, господин кролик.
Саша положил на маленький письменный стол у стены карандаш и бумагу и жестом приказал Мёллеру сесть.
— Зачем это?
— С этого момента ты больше не «мистер-я-убью-эту-потаскуху», ты «мистер-хочу-провести-свою-жизнь-с-тобой». Поэтому сейчас ты напишешь своей зайке небольшое письмо, в котором объяснишь, почему тебя не будет на выходных.
— Что значит… не будет?
Саша проигнорировал вопрос Мёллера.
— Пиши: зайка моя, меня не будет на этих выходных, но это во благо нашей любви. Не спрашивай больше ни о чем. Знай только одно: речь идет о нашем будущем. В понедельник ты обо всем узнаешь. Любящий тебя кролик.
Что касается этой части плана, то меня немного мучила совесть. С моральной точки зрения это было так себе — заставлять господина Мёллера врать его ни в чем не повинной спутнице жизни. Но пребывающая в полном неведении подружка, в истерике ищущая своего пропавшего кролика-полицейского, — это тоже было так себе, ведь и без того нужно было устранить этого самого полицейского и еще двух мафиози. К счастью, книга Йошки Брайтнера заверила меня, что ложь сама по себе не является чем-то плохим. В этом случае уж точно нет.
«Ложь отягощает совесть. Правда — освобождает. Так говорят. Но это неверно. Обращаться с правдой зачастую труднее, чем с ложью. Правда может ранить сильнее, чем ложь. Бывает такая правда, которая никого не касается и ее можно защитить с помощью лжи. Важно, с какой позиции вы сами делаете выбор между ложью и правдой».
Ведь никто бы не поверил, если бы Мёллер написал на листочке: «Моя зайка, я коррумпированный легавый. Я понятия не имею, увидимся ли мы снова. Скорее всего, сейчас меня убьют. Твой кролик».
И как потом рассказал мне Саша, осознанные мотивирующие аргументы были совершенно излишни в случае Мёллера.
После того как Мёллер оскорбил свою Башу, назвав ее потаскухой, и чуть не застрелил, ему относительно легко далось вранье в письменной форме. Тем более что два мафиози угрожали его жизни и эта ложь была единственной возможностью избежать того, чтобы Баша узнала эту историю с потаскухой и стрельбой. Ложь облегчила ему восприятие ситуации, пусть даже он понятия не имел об осознанности.
Мёллер написал записку, о которой его просили, и даже очень красивым почерком.
Саша перечитал записку и отдал ее секьюрити-леди, к тому времени уже полностью одетой, как и ее партнер.
Парочка вышла из номера и направилась в бар отеля. Там записка незаметно перекочевала в сумочку Баши, которая, предположительно через час, должна была найти ее, когда будет искать ключи от входной двери.
— Так, — сказал Саша, — а теперь нам пора позаботиться о твоем звонке Тони…
— Зачем мне звонить Тони? — со страхом спросил Мёллер.
— Ну, это будет последний звонок. Положишь конец многолетнему сотрудничеству.
— И что мне ему сказать?
— Скажи ему, что наш драгоценный адвокат Димель держит в подвале охранной фирмы Вальтера некоего Мальте.
— Но… — Мёллер, очевидно, тоже думал, — откуда я мог это узнать?
— Господин Димель написал мне об этом в эсэмэс, а ты, как полицейский, ведущий расследование, конечно, прочитал его, — разъяснил Саша.
— Или это эсэмэс мы тоже должны для тебя подделать, чтобы ты зашевелился? — сказал Станислав.
— Нет, но что конкретно мне ему сказать?
— Ну, прекрасно, давай проиграем всю ситуацию.
Саша взял в левую руку цветочную вазу, которая стояла на столе.
— Это господин Димель.
Потом он взял в правую руку пульт, лежавший на телевизоре.
— А это я.
Он приподнял пульт.
— Я такой господину Димелю: «Этот тип в подвале у Вальтера начал приходить в себя».
Потом он приподнял вазу.
— А господин Димель такой: «Он уже что-то рассказал?» А я такой: «Не. Только то, что его зовут Мальте. Он еще оглушен. Сообщить о нем Тони?» А господин Димель такой: «Пока не надо. Сначала я поговорю с ним наедине». А я: «Когда?» А он: «Через два часа». И на этом все.
Саша посмотрел на Мёллера.
— Понятно?
Подобные разговоры явно были близки Мёллеру. Он кивнул.
— Ну, тогда за телефон!
Мёллер достал мобильник и позвонил Тони. Тони сразу же ответил. Без лишних вопросов он проглотил байку о том, что нанятый им убийца — почему бы и нет — сидит в подвале у Вальтера. И что он, очевидно, близок к тому, чтобы расколоться. И максимум через два часа он расскажет все Димелю, то есть мне.
Тони поблагодарил Мёллера и отключился.
Следуя оговоренному накануне плану, Станислав установил за Мёллером слежку, и Саша позвонил мне, чтобы доложить о результатах. Тем временем Тони был уже на пути к Вальтеру.
Мы с Сашей отправились туда же. И все последующие события я пережил, находясь в самой гуще событий.
Глава 34
Улыбка «в себя»
В вашем теле есть мышцы, напряжение которых сразу ведет к осознанному расслаблению. Речь идет о мышцах, задействованных во время смеха. Медленно улыбнитесь только для себя. Проследите за этим процессом. Почувствуйте, как напряжение мышц вокруг рта ведет к тому, что напряжение в области шеи автоматически уходит. И далее почувствуйте, как расслабление, словно небольшая волна, скользит по всему телу. Ваша улыбка продолжается во всех частях вашего тела.
Улыбайтесь самому себе каждый раз, когда это возможно.
В то время как мы с Сашей своим ходом, а Тони — своим добирались к Вальтеру, Станислав с Мёллером в его машине ехали к отдаленной стоянке грузовиков в очень тихом промышленном районе. Они припарковались за большой фурой с польскими номерами. Станислав попросил господина Мёллера самостоятельно