очаг в правом углу, на котором стояли котелки, и снова посмотрел на Ахдию. Она была на двадцать лет старше Расима и почти столько же служила ему. В отличие от других слуг и служанок Расим всегда относился к ней с уважением и никогда не грубил ей. Он смотрел на неё и иногда думал, какой была его родная мать.

— Я буду завтракать здесь, — Расим указал на кухонный стол, — рядом с вами, ма… — он хотел сказать «матушка», но передумал на полуслове. Расим неоднократно хотел обратиться к Ахдие как к матери, но он знал, что отец не одобрил бы этого. Насим очень сильно любил жену и не стал снова жениться после её смерти, даже несмотря на просьбу сына. Его мечте, обрести мать, не суждено сбыться и Расим давно с этим смирился. — Я скоро вернусь, — он погладил смущённую Ахдию по плечу и вышел во двор.

На улице было холодно. Лужайка была всё еще покрыта росой. Под чапаном Расим был одет в легкие хлопковые шаровары и рубаху серовато-зелёного цвета. Запахнув поплотнее чапан, он прижал голову к плечам и побежал в дворовую уборную позади дома.

Расим никогда не любил зиму из-за того, что приходится напяливать на себя кучу вещей, чтобы согреться. Отрадно, что ей скоро конец.

В уборной все надежды Расима на то, что он сегодня сядет и разгадает ребус, в одночасье спустились в выгребную яму с его естественными отходами. Облегчение позволило Расиму вспомнить, что он на полдень назначил аудиенцию от имени падишаха. Подтершись, Расим вышел из уборной и с досадой хлопнул дверью. Стиснув зубы, он направился в дворовую ванную, чтобы совершить омовение.

Узнав о его назначении, люди всё чаще просились к нему на приём, так как знали, что с новой должностью у Расима будет больше полномочий. За несколько месяцев Расим принимал просителей чуть ли не каждые три дня, тогда как былые падишахи принимали их раз в неделю, а то и в два. Расим изрядно утомился, играя роль чуткого, отзывчивого премьер-министра, выслушивая жалкое нытьё горожан не только Расулабада, но и Чехры и Джоду.

Что ж, вот она — власть, и он сам на это подписался. Он к этому стремился…

У служебной двери в аудиенц-зал с резной росписью беспокойно ходил взад-вперед шестидесятилетний старший придворный писарь. Акмал мерил шаги от дверей до противоположной стены и поглядывал наверх. Из прорезей в потолке, обставленных деревянными решётками, и из небольших окон на стене слева свет поступал в коридор. Стена напротив окон украшена кундалем, под которыми стояли вазы, повторяющие мотивы их узоров. Даже по теням, отбрасываемым вазами, Акмал понял, что уже полдень, а Расима всё ещё нет.

— «Где же он ходит?» — терпение старика было на исходе.

Послышались размеренные шаги. Акмал повернулся и заметил его. Наконец-то из-за правого угла появился Расим, одетый соответственно по случаю приёма. На нём был свободный зелёный чапан из плотного шёлка с тёмно-зелеными широкими бархатными полосами посередине полах. Пышный золотистый узор ниспадал с плеч до этих полос. Края чапана обшиты чёрным бархатом. Под чапаном на Расиме был кафтан с высоким воротом из серого адраса с ромбовидными узорами трёх оттенков зелёного. На поясе под чапаном повязан широкий тёмно-фиолетовый платок из шёлка с зелёной растительной вышивкой. Бока его тёплых зелёных шаровар со складками украшали чёрные волнистые побеги. На ногах зеленовато-коричневые кожаные сапоги с тонкой золотистой вышивкой и мелкими опалами.

— Господин, — с облегчением вздохнул Акмал, но беспокойство всё ещё горело в его глазах. — Люди собрались со всего государства, — быстрым шагом он подошёл к Расиму.

День предстоит тяжёлым, огорчился Расим, но не проявил этого на своём безмятежном лице.

— Даже из Шомабада пришли? — спросил он.

— Возможно, — Акмал неуверенно пожал плечами.

— «Что ж ты не выяснил?» — упрекнул про себя Расим, а вслух спросил с высоты своего роста:

— Сколько?

Акмал на три головы ниже Расима, но последний казался просто великаном из-за тюрбана на голове. Повязанный из зелёного шёлка, тюрбан высотой в две пяди украшен золотистым и чёрными шнурками, а к левому виску свисала серебряная подвеска в виде серпа луны с двумя звездами под ней. Чтобы посмотреть Расиму в глаза, Акмалу пришлось отойти на пару шагов.

— Утром их было двести, а сейчас почти в двое больше, — ответил старший писарь и открыл дверь в аудиенц-зал.

— Так много? — удивился Расим. — Они, что, пришли на утренний плов? — Расим прошёл в зал, но остановился у резной колонны в семи газах от стены и озадаченно оглянулся на Акмала. — Они понимают, что я всех их не приму? Просто не смогу, — Расим развёл руками и пошёл вперёд.

— Но… — глаза Акмала забегали в недоумении, однако Расим снова оглянулся на него и его горящий взгляд не позволил старику возразить.

— В зал допускай тех, у кого действительно важные прошения или донесения. Я даже видеть не хочу тех, кто будет скулить об убытках из-за Чёрной напасти, — Расим был категоричен.

Аудиенц-зал представляет собой большое помещение. В зал ведут три двери: южные — служебные, северные — для падишаха и шахзаде, западные — для горожан. Западные двери в два раза шире и в полтора раза выше двух других. Из-за размеров их называли воротами, за которыми расположен аванзал, где и собралась большая часть людей. Арка над ними забрана деревянной решёткой с геометрическим узором. В семи газах от южной и северной стены резные колонны в два ряда поддерживали толстые потолочные брусья. Колонны стоят в пяти газах друг от друга. Сам потолок был усеян тройными нишами, украшенными резьбой и чеканкой.

Во время аудиенций, устраиваемых падишахом, за первыми рядами колонн стояла стража. Расим же освободил их от этой задачи. Ему не нужна была защита. Если что, он вполне может о себе позаботиться. С другой стороны, Расим не доверял придворной страже и не хотел, чтобы они пронюхали хоть что-нибудь о его планах.

Потолок в середине зала выше на газ от потолков между колоннами и стенами, что за колоннами. Центральная ниша потолка имеет пятиугольную форму и в пять раз превышает размеры остальных. Она также была выше ещё на газ. Её боковые панели служили вместо окон и были забраны ажурными деревянными решётками. Солнечные лучи проходили по ним и освещали зал. Дополнительный свет поступал сквозь арочные окна с ажурными решётками на западной стене, хотя и их света было недостаточно. Однако такое приглушённое освещение было вполне по душе Расиму.

При этом на каждом четвёртом перекрёстке потолочных брусьев