мил и обходителен, но именно поэтому был совсем не способен управлять разношерстным экипажем, случайно попавшим на корабль. Вечно погруженный в свои научные занятия, он почти не замечал своих подчиненных, предоставив их в распоряжение своего штурмана Гарри Блю, которому поручил и весь контроль над ними.

Кроме чилийского судна на ответственности Гарри находились еще две очаровательные девушки в отдельной каюте. Уход за ними он поручил повару-негру, исполнявшему еще и обязанности буфетчика и таившему под своей черной хмурой оболочкой доброе, любящее сердце. Поэтому, хотя прелестные пассажирки и не появлялись на палубе ни разу, можно было сказать с уверенностью, что они целы и невредимы. Однако, несмотря на это, Гарри Блю не мог не волноваться: помимо небрежности и лености служащих его пугало их наглое и дерзкое поведение. Вначале их грубость могла быть оправдана неприспособленностью к новой для них обстановке, но теперь они могли уже протрезвиться. Конечно, такого быстрого исправления трудно было ждать, так как, взятые сюда прямо с улицы, они были как бы пропитаны преступным воздухом Сан-Франциско. Но теперь большинство из них провело уже несколько дней на море, где строго было запрещено пьянство и определенная порция водки отпускалась только во время еды. Несмотря на мягкое обращение капитана и штурмана, матросы едва скрывали свое недовольство, и нельзя было не опасаться, что малейший упрек или строгое слово и взгляд могут вызвать между ними бунт.

— Что это значит? Чего они хотят?

Сто раз спрашивал себя об этом Гарри Блю, но удовлетворительного ответа никак не мог дождаться. С целью выяснить все сомнения он тихо бродил по палубе «Кондора», держась в тени и надеясь услышать хоть одно слово, дающее ключ к разгадке заговора, если заговор существовал. То, что он узнал, превзошло все его ожидания.

Решение загадки было потрясающее. Укрывшись под тентом, наскоро сооруженным в жаркий день плотниками для защиты от солнца и еще не убранным, штурман занял выжидательную позицию.

Черное, как смоль, небо, без единой звезды, лишенное и этого слабого света, давало Гарри Блю возможность стоять в полнейшем мраке, непроницаемом для человеческих глаз. Даже проходя совсем близко, нельзя было его заметить.

Он остался невидимым и для двух человек, как и он, блуждавших по палубе и остановившихся под тентом. Они беседовали вполголоса, однако настолько ясно, что он мог разобрать каждое слово.

Разговор их до того заинтересовал Гарри Блю, что из боязни пропустить хотя бы одну фразу он почти перестал дышать.

Смысл их слов был ему вполне понятен, тем более что они говорили на его родном английском языке. Он узнал в собеседника Джека Страйкера и Билля Девиса.

Задолго до прекращения их разговора ему удалось не только выяснить то, что его смущало до сих пор, но узнать и еще кое-что новое, от чего волосы его стали дыбом и кровь застыла в жилах.

Глава XXXVII

ДВА ЖУЛИКА ИЗ СИДНЕЯ

Джек Страйкер и Билль Девис, бывшие каторжники, достаточно напрактиковались в своем ремесле в дни странствий по тюрьмам Австралии. Служили они и в матросах, что когда-то и было их настоящим призванием. Но после известного путешествия в колонию Лебяжьей реки, в котором они участвовали как пассажиры, высланные британским правительством, море им опротивело, и они терпели его только как злую необходимость для переезда из порта в порт, где для заработка преследовали совершенно иные цели. Спасаясь от принудительной колонизации, они направились в Калифорнию и после экскурсии в Сакраменто и довольно неудачных поисков золота вернулись в Сан-Франциско.

Найдя сомнительные средства к существованию в городе у Тихого океана, они там и остались, предпочитая эту жизнь тяжелому труду золотоискателя. Шатаясь среди праздных и опустившихся матросов, они неожиданно встретили человека, предложившего им по пяти тысяч долларов каждому за краткосрочный рейс в Панаму на торговом судне.

Это крупное вознаграждение за такую легкую службу требовало, конечно, разъяснения от того, кто договаривался, проявляя такую необычайную щедрость. Разъяснение это было дано и вполне удовлетворило сиднейских жуликов, без дальнейших колебаний согласившихся на предложенные им условия. В результате они очутились на «Кондоре».

Человек, сделавший им такое выгодное предложение, не был ни владельцем корабля, ни его капитаном, ни судовым боцманом, а просто-напросто лицом, решившим воспользоваться их услугами для каких-то целей, весьма далеких от простой возни с парусами. Он же обещал им уплатить, в зависимости от каких-то случайностей, даже больше условленной суммы. С его странными условиями Джек Страйкер и Билль Девис отчасти познакомились еще до того, что они попали на барк, и без колебаний и страха согласились на то, от чего честный моряк, невзирая на всю соблазнительность награды, отказался бы с презрением: эти бывшие каторжники и неисправимые преступники были способны ради денег на всевозможные злодеяния, начиная с воровства и кончая убийством.

До водворения на борт «Кондора» и присоединения к его экипажу они окончательно проникли в суть предложенного им договора и требуемых от них услуг. При этом оказалось, что еще несколько человек вовлечены в то же дело и за такое же щедрое вознаграждение.

Несколько удивленные этим обстоятельством, Девис и Страйкер сличили свои условия с условиями товарищей и сделали из этого соответствующие выводы. Быстро сообразив, в чем дело, они сразу выяснили причину необыкновенной щедрости, проявленной их «антрепренером», оказавшимся не кем иным, как младшим штурманом Падилла.

Страйкер, как более опытный и старший из двух, был первым посвящен в эти дополнительные условия и, чтобы сообщить о них своему товарищу по торговле, вызвал его на палубу. Благодаря встрече за средней вахтой он случайно добился этого свидания, которого искал весь день.

Как только они очутились под тентом, Девис, отличавшийся большей общительностью, первый прервал молчание.

— Ну, старина, что ты думаешь о нашем новом назначении? Пожалуй, это лучше, чем долбить камень для дорог на Лебяжьей реке да слушать, как на твоих ногах бряцают двадцатифунтовые кандалы.

— Лучше-то лучше, да не так хорошо, как могло бы быть.

— Ну, ты вечно ворчишь. Пять тысяч долларов за поездку, которая едва ли протянется