когда время настанет, мы все оборудуем по-своему. Выбросить всех четверых за борт — вопрос одной минуты. Но как пойдет судно без шкипера и старшего штурмана?

— А по-моему, можно и без них обойтись.

— Вот это-то и невозможно. Только они одни из всего экипажа знают, как обходиться с картами, хронометрами и прочими штуками. Падилла, работающий за младшего помощника, сам сознается, что ровно ничего в этом не смыслит. Поэтому мы хоть и на хорошем судне, но без капитана и Блю все равно что без рук. Плывем-то мы ведь на самом большом океане в мире и если бы взяли неверный курс, то могли бы или никогда не увидеть земли, или быть выброшенными на какой-нибудь опасный берег или же, наконец, встретились бы с военным кораблем и не могли бы указать, куда идем и кто мы такие. Видишь, Билль, в чем беда? Поэтому-то испанцы и сговорились оставить все как есть, пока мы не приблизимся к Панаме. Там, по уверению Гомеца, есть длинная полоса необитаемой земли, где мы можем ночью свободно сойти на берег.

— Да, я вижу теперь, что так-то лучше. Если у кого есть деньги, то не все ли равно, в каком месте он сойдет на берег? В Панаме мы, конечно, найдем работу не хуже, чем в другом месте.

— Правильно, Билль. При изобилии можно во всем найти радость, и лишь золото дает ее.

— Получив такую богатую добычу, можно и потерпеть немножко, — покорно сказал Билль.

— Но ради обещанных нам пяти тысяч я и не подумаю быть терпеливым, Девис, и ты, надеюсь, также. У нас равные со всеми права, и мы должны твердо стоять за них.

— Конечно, Джек! Как только ты скажешь хоть слово, я всегда тебя поддержу. Так же поступят, наверное, и все остальные.

— Они бы должны именно так поступить, и, вероятно, так оно и будет, хотя есть между нами один или два тупоумных дурака, которые способны все разболтать. Как только я кончу свое дело у колеса — а оно скоро начнется, — я немедленно пойду к ним. А вот и звонок, мне пора идти на корму! Когда я пойду оттуда, Билль, ступай на носовую часть барка и приведи с собою того голландца, который в нашей смене, а также датчанина. Они скорей других, сразу примкнут, и им я прежде всего открою наш план.

— Отлично, старина, я туда и приду.

Выйдя из-под навеса, заговорщики разошлись в разные стороны.

Гарри Блю стоял пораженный, от ужаса кровь застыла у него в жилах, и волосы на голове зашевелились.

Заговор, обсуждавшиеся три страшных преступления: раз-бой, похищение женщин и убийство — и он сам среди этого кошмара!

Теперь он знал, чем объясняется такое отсутствие дисциплины в команде, ему стало понятно все, когда он услышал о трехстах тысячах долларов золота, запрятанных в ящиках кают.

Для него это было новостью. Капитан не сообщил ему об этом, а эти богатства были погружены на корабль до его появления на борту «Кондора». В тот самый вечер, когда он явился в контору пароходного агентства, дон Томас с несколькими надежными грузчиками перевозили золото на борт чилийского судна. Это неудачное предприятие, несомненно, должно было повлечь за собой катастрофу, гибель не только дона Грегорио и обеих девушек, но и для лиц, совершенно не заинтересованных, не связанных отныне с судьбою Гарри Блю. Хотя, услышав весь разговор, наш герой не сомневался в его значении, он не мог, однако, сразу опомниться и разобраться во всех подробностях.

Понятно, что, пораженный ужасом, он чувствовал себя до последней степени взволнованным и смущенным. Но, успокоившись и обдумав все, он ясно представил себе замышляемые преступления и их мотивы. О характере гнусного заговора не могло быть разногласий. Все было задумано и предусмотрено еще на берегу, и негодяи, конечно, с определенной целью нанялись на корабль.

Четверо из испанцев и калифорнийцев узнали о перевезенном драгоценном грузе и, чтобы легче завладеть им, привлекли к делу и других помощников. Об этом шла речь между Страй-кером и Девисом, развернувшим еще более дьявольские планы похищения и убийств.

При мысли о трагедии, которой предстояло разыграться на борту «Кондора», сердце Гарри Блю замирало от ужаса, хотя сердце это всегда было твердо и мужественно. Но страшный рок навис над ним и над теми, кого он обещал охранять и беречь.

Как предотвратить этот кошмар? Как спасти их и как спасти себя?

Эти вопросы неотступно преследовали его, но ответа он не находил. Представлялся один возможный выход — бегство, но он был немыслим. Весь экипаж — главари и их помощники — в заговоре. Это выяснилось из разговора негодяев. То, что в числе их и младший помощник, нисколько не удивило Гарри Блю. Видя его дружбу с теми, кто оказывал неповиновение, он уже составил себе определенное мнение о Падилле. При этом он не мог не заметить, что Гомец был их руководителем, Ве-лардо — его правой рукой, и оба влияли на Падиллу, несмотря на его положение начальствующего; Гернандецу все трое, видимо, не доверяли, и его поведение было под их строгим контролем. Гернандец, по наблюдениям Гарри Блю, был земледелец, совершенно неопытный в мореплавании; когда это обнаружилось, Гернандец стал оправдываться желанием заработать свой проезд в Панаму. Роль остальных семи была тоже известна из слов Страйкера: в конце концов все были участниками предполагавшегося разбоя и убийств, хотя условия вознаграждения были далеко не одинаковы.

Припоминая всех этих лиц поочередно, а также свойства их характеров, подмеченные за это короткое время на практике, старший штурман «Кондора» не мог назвать ни одного, кто бы захотел ему помочь. В решительную минуту он оказался бы совершенно одиноким, если не считать помощи капитана, дона Грегорио и повара — людей, абсолютно на это не способных, ибо капитан, человек добрый, но слабый, мог только управляться с телескопом и книгами; дон Грегорио был стар и метил в инвалиды, а повар, человек тоже пожилой, вряд ли мог идти в расчет как защитник, хоть на его верность можно было вполне положиться.

Все это ясно и отчетливо проникло в сознание