– И не думай! – Снежана тут же схватила его за руку. – Даже не пытайся! Даже не смей!

– Попишут, как мочалку, – заметил Пятахин.

– Я видел у них топор! – зловеще протянул Лаурыч и посмотрел на Жохову.

– Так это хорошо! – заметил Пятахин. – У Жоховой тоже топор! Пусть она к ним пойдет, как-нибудь обзовет, что ли… Пусть на топорах рубятся! Как викинги!

Стало тихо-тихо. Листвянко еще шире и еще воинственнее расправил плечи, Снежана повисла на нем крепче.

– Пять палаток, – напомнил Лаурыч. – А из одной вышел такой амбал, просто Шварценеггер…

Лаурыч подпрыгнул, чтобы показать, какого роста был амбал.

– Настоящий богатырь, – продолжал Лаурыч. – Пересвет!

– Как раз для Жоховой противник! – ввернул Пятахин.

– Я таких Пересветов пачками рвал, – никак не унимался Листвянко. – Мне этого Пересвета…

– А если они на нас нападут? – спросила Жохова.

– Они не нападут, – уверенно сказал Жмуркин. – Наверняка у них есть руководитель, вожатые, которые за ними присматривают.

– Конвой, – добавил Пятахин. – Овчарки. Надувная колючая проволока.

Умник такой.

– Кто такие урки? – спросила Александра.

– Урки? – переспросил я. – Урки – это зэки. Заключенные. Те, кто сидит в тюрьме. В Гулаге, короче.

– Они сбежали? – насторожилась Александра.

– Нет, не сбежали, их выпустили. Это что-то вроде терапии. Ну, прекрасная русская природа смягчает самые суровые сердца, так еще Некрасов говорил.

Капанидзе хмыкнул. Я видел, как пальцы у него мелькали, сплетая светлые волосы Александры в красивенькие косички.

– А если они на самом деле сбежали? – услышала нас Жохова. – Если они нас на пики посадят?

Я чуть не поперхнулся языком. Конечно, от Жоховой можно ожидать всего, что угодно, но чтобы она была знакома с уголовной терминологией…

– Жохова, а ты, случаем, сама не того? – поинтересовался Пятахин. – Двушечку не мотала? Помню, тебя как-то долго в городе видно не было…

– Да она в психушке лечилась, – сказала Снежана. – Это все знают.

– Я не лечилась…

– А надо было, – хихикнула Снежана. – Укольчики поделать…

– Я тебе… – начала заводиться Жохова.

Жмуркин брякнул кружкой по столу.

– Успокойтесь! – велел он. – А ну-ка немедленно успокойтесь все! Ничего страшного не произошло, а вы уже впали в истерику. Все в порядке. Надо спросить…

Жмуркин повернулся к Капанидзе.

– Чего? – зевнул Капанидзе, не отрываясь от Александровых косичек.

– В лесу кто-то еще есть? – спросил Жмуркин строго. – Кроме нас?

Капанидзе пожал плечами.

– В лесу всегда кто-то есть, – философски заметил он. – Туристы, грибники, рыбаки. Многих тянет на природу. А с чего вы взяли?

– Вот Павел, – Жмуркин кивнул на Лаурыча. – Павел видел возле речки палатки.

– А, эти… – беспечно почесался Капанидзе. – Ну да, палатки. Вчера по реке прибыли. Вроде как плывут куда-то. Или идут. У них кто-то заболел, решили переждать.

– А руководитель у них есть? – спросил Жмуркин.

– Не знаю. Да они безобидные, – отмахнулся Капанидзе. – Посидят да уедут.

– На чем? – сощурившись, спросила Снежана.

– Уйдут тот есть, – поправился Капанидзе. – Они пешком, кажется. Но лодка тоже есть, кажется.

– А может, самим напасть? – предложил Пятахин. – Пока они сами не напали? Давайте на них с утречка с дубинами…

– И подожгем! – с воодушевлением перебила Жохова.

Все поглядели на нее.

В глазах у Жоховой сиял азарт и какое-то горение, и я подумал, что Жмуркин был прав, ну, когда говорил, что Жохова походит на святую Бригитту. Что-то есть. Кольчугу, меч и факел, ряды гугенотов дрогнут, когда наша Иустинья помчит на них на горячем боевом коне.

– Всё! – Жмуркин притопнул ногой. – Хватит! Никаких нападений! Никаких поджогов! Потом я пойду поговорю с их руководством. А до этого никто не дергается! Всем ясно?

Жмуркин обвел всех и каждого предупреждающим взглядом.

– Особенно тебя! – Жмуркин уставил палец на Пятахина. – Смотри у меня, дернись только!

Пятахин кивнул.

– И ты, – Жмуркин поглядел на Жохову.

Жохина кротко потупила взор.

– И вообще, чтобы тихо!

– Готово!

Капанидзе погладил сложившиеся косички Александры. Красиво получилось. Необычно. Александра словно приобрела какое-то народное качество, инородность исчезла, и теперь она стала какой-то совсем нашей, в автобусе я бы и место ей не уступил. Даже взгляд поменялся.

Дитер тут же стал рисовать ее.

– Все! – сказал Жмуркин. – Снежана, чай скоро?

– Скоро, – ответила Снежана. – Хочу еще хлеба пожарить.

Снежана проверила самовар и отправилась жарить хлеб, остальные разбрелись по сторонам, Александра взяла меня за руку и отвела в сторону. Дитер тащился за нами и рисовал Александру с новой прической.

Александра остановилась у колодца и уселась на перевернутое ведро, опять же вполне по-русски.

– Кассиус – он в воде понимает, – сказала она.

Кассиус – это Болен, перевел я для себя. Он понимает в воде, это мы знаем, заслуженный дайвер ФРГ, как нырнет – мало не покажется. Кстати, его самого что-то до сих пор не видно.

– У него папа… – Александра задумалась. – Водный специалист. И сам Касси тоже очень воду знает. Он считает, что родник забило. Родник там, где болото, в котором Влас вчера тонул.

– Полелюев колодец, – пояснил я.

– Да, колодец. Он говорит, этот бочаг можно спустить, а потом выкопать на дне глиняную пробку – и родник снова потечет. И эти… Колодцы. Они тоже прочистятся.

Неплохая идея. Болен, кажется, тоже толковый парень. Не говоря уж про Дитера. Однако немцы – люди для человечества, кажется, вполне полезные, даже обидно за своих, то «Настурции страсти», то «Апрельский пал», то на крышу с гусем, то в канаву с молитвой.

А Александра вполне себе еще и красивая. Особенно с косичками.

– Он хочет нырнуть, посмотреть, – сказала она. – Кассиус.

– Нырнуть?

– Да. В тот колодец. Посмотреть, как там. Он говорит, что этот колодец легко спустить, что он может найти… Пробку.

– Не знаю. Мне кажется, это не очень хорошая идея. Я имею в виду нырять. Это опасно…

– Он уже ныряет, – улыбнулась Александра.

Я рванул за Жмуркиным.