— «You, you»[3], — пропела она, слегла взвизгнув от эмоций и повернув голову ко мне.

Я всё время думал, что же с ней не так. Выяснилось, что с ней всё так. Это с её отцом всё не так, а она просто выживала в представленных обстоятельствах.

— Если ты будешь смотреть на меня, а не на дорогу, то мы разобьёмся, — пошутил я, следя за нашим направлением.

Она была так близко ко мне и так внимательно изучала мои глаза, что я вновь ощутил интимность и камерность нашего небольшого приключения. Возможно, я на правильном пути к её доверию. Мне очень хотелось помочь ей. Абсолютно искренне и безвозмездно.

Я ведь знал, что такое боль и потеря. Знал, что такое чувствовать себя одним на всей планете. Знал, что такое несправедливость и отчаяние. Знал, что такое беспомощность перед обстоятельствами. Знал, что такое быть загнанным в угол. Но я так же знал, что такое поддержка близких. Знал, что такое настоящие друзья. Знал, что такое давать отпор обидчикам. Знал, что такое иметь своё убежище.

— Извини, — рассмеялась она и вновь устремила взор на дорогу. — Мне нравится, Трэвис! Правда. Это так здорово, управлять такой мощной ракетой, чувствовать свою власть над ней. Такое неописуемое ощущение, что ты всё можешь, — возбуждённо говорила она, вновь взяв управление на себя.

Но я не отстранялся. Аккуратно положив подбородок на её плечо и стараясь сильно на него не давить из-за синяков, смотрел на дорогу.

— Именно так всё и есть. У тебя власть над ней. Хочешь ускоряешься, хочешь тормозишь. Только ты решаешь, куда она поедет. Только ты здесь главная. Так и в жизни, Волчонок. Нужно встать в управлении своей жизни. Ты всё можешь, — тихо ответил ей, аккуратно обняв её за живот.

— Раньше я не чувствовала подобного… Но сейчас всё чаще стала появляться уверенность, что я и впрямь что-то могу. Не знаю, как это объяснить… Знаешь, когда вдруг озаряет не самая приятная мысль, что всё это никуда не денется, пока ты сама не поменяешь. Но я ведь меняла раньше. Только не ситуацию, а отношение к ней. Но сейчас мне захотелось изменить именно ситуацию и своё положение в ней, — произнесла она и перестроилась в другую полосу.

Внутри меня поселилась надежда, что всё получится. Она задумалась об этом, а значит поняла, что это не нормально и нельзя с этим мириться. Нельзя быть жертвой.

— Скажи, а Картер и мама как к этому относятся? Когда я вломился к вам после его криков, то ваш дом словно вымер, — тихо спросил у неё.

— Когда отец начинает, то все должны сидеть по своим комнатам и не высовываться. Мама раньше пыталась закрыть меня собой. Он ей всё время угрожал, что выгонит её с голой задницей, без детей и без гроша в кармане. А Картер… его я сама всегда просила не выходить, когда он слышит крики. Ни при каких обстоятельствах не приходить мне на помощь. Он сначала возмущался, но однажды увидел, как отец бил меня и сильно перепугался. Ему было семь. С тех пор не выходит из своей комнаты и тоже не выносит криков людей. Но всегда приходит после и гладит меня по волосам, — хрипло ответила она. — А как относятся? Картер говорит, что когда вырастет и станет великим футболистом, то обеспечит мне безбедную жизнь, — рассмеялась она. — А мама извиняется, что ничего не может сделать.

На мгновение закрыл глаза. Бедный мой Волчонок… Была бы моя воля, то я просто забрал бы её из семьи и поселил в доме у дяди. Но я понимал, что она не пойдёт за мной. Во-первых, она гордая. Во-вторых, я для неё пока ещё никто, чтобы она решилась. В-третьих, её отец пойдёт в полицию и получит запретительный приказ. А это в свою очередь потом могло бы помешать нам с Джойс общаться, а её ждало бы очередное издевательство.

Чёрт, что-то надо придумать.

— Ты совсем не рассматриваешь вариант побега? — сделал ещё одну попытку.

— Нет. Только с мамой и Картером. Их я не оставлю, — твёрдо ответила она.

— Значит, если твоя мама устроится на работу, то она сможет найти в себе силы уйти от него?

— Думаю да. Но как она её найдёт, если она всё время дома? Понимаешь, отец работает по ночам. Две смены через две. Иногда он выходит на дневную подработку. Но это не каждую неделю. Всё остальное время он дома. То есть днём мама не может выйти. А кто проводит собеседования ночью?!

М-да. Обложил он их конкретно.

— А как ты нашла работу?

— Увидела объявление по пути домой. Позвонила им, они приняли сразу же. Сказали, что им срочно нужна уборщица, поэтому на меня даже не посмотрели. Я там проработала с ноября до мая. А вторая подработка нашла меня в колледже. Мой преподаватель сам её предложил, я, конечно же, не отказалась, — пояснила она, сбавив скорость.

— Волчонок, а до убийства твоей сестры, как вы жили?

Мне было искренне интересно узнать о ней всё.

— Нормально. Без рукоприкладства, но с ограничениями. Но сравнивая ту жизнь и эту, я понимаю, что там, считай была вседозволенность. Моя сестра, Джуди, была моим лучшим другом. У нас не было секретов. У нас были мечты и планы. Когда её убили, то я потеряла половину себя и словно сама перестала жить. Все последующие события меня уже не трогали так, как её смерть. Ни синяки, ни боль от ударов. Ничего не сравнится с тем ужасом, который я пережила тогда. Я буквально чувствую себя живым мертвецом, — призналась она, а я инстинктивно сильнее прижал её к себе.

— Ты говорила, что его условием было, что ты всегда будешь под присмотром. Что конкретно это значит?

— Это значит, что мне не стать учителем, Трэвис. Это значит, что у меня не будет семьи и детей. Во всяком случае пока он жив. Это значит, что мне не видать учёбы в Университете и, скорее всего, второго курса в колледже тоже. Это значит, что совсем скорого я сяду дома, как и моя мама. Меньше, чем через пару недель.

Меня словно ударили под дых.

Какого чёрта?!

— В смысле?! Ты что, будешь пленницей?! — почти заорал я и она в момент напряглась. Её буквально всю сковало от напряжения. — Чёрт, прости Волчонок. Я не хотел пугать тебя, — поспешно извинился, поглаживая её живот. Но она не расслаблялась.

— Трэвис, это моя жизнь. Я сама с ней разберусь, — бросила мне, отстраняясь